Рассветы Иторы - стр. 60
Размеренно дыша, брат Сонео успевал на середине очередного лестничного пролёта бросить косой взгляд на окна лаборатории. Там всё так же мигал свет газоразрядной лампы. Ага, ждут, поторапливают.
Бегай или иди пешком, а кампус огромен, потому коммуникацию между корпусами необходимо было всячески поддерживать. Факультеты старались кто во что горазд, иные голубей разводили, другие медную проволоку тянули на долгие селиги окрест, тогда как оптики привычно семафорили. Да и то правда, систему сигналов надлежало сразу при поступлении изучить каждому брату-студиозусу, а кто придумает продвинуть способы коммуникации, тому вполне можно претендовать на прокурорскую поблажку в выплатах, а то и на драгоценную стипендию.
Брат Сонео ввиду слабого воображения ничего такого сочинить не сподобился, зато брал старанием, за что его профессора и ценили. Вот и сейчас, кто самолично доставил пластинки? Брат Сонео, тут как тут. Уф, ещё полдюжины пролётов и он на месте. Главное не споткнись, сказал он сам себе и тут же чуть не полетел носом на каменные ступени.
Да так твою растак.
Пришлось несколько замедлить темп, за разбитую пластинку его заведомо не похвалят. Да и то сказать, преизрядно уж запыхался. В общем, к тому моменту, когда его видавшие виды парусиновые туфли замелькали на галерее верхнего яруса, закатная Кзарра уже наполовину погрузилась под горизонт, заливая кампус иззубренными полосами кроваво-красного. Мало кто на всей Иторе имел хоть малейшее представление о том, почему раскалённая добела Кзарра ввечеру окрашивалась в багровые тона. Брат Сонео был одним из тех немногих, чем несказанно гордился, и пластинки хрустальные имели к тому прямое отношение.
Ворвавшись в помещение лаборатории, он поспешил не раскланиваться с профессорами, а задёрнуть побыстрей плотные рулонной конструкции шторы, что закрывали в лаборатории закатные окна.
Паче чаяния, изучавшие свет учёные мужи проводили большую часть своих трудов в полумраке, а то и при полной тьме, подсвечивая себе путь холодным голубым светом тусклых синих газосветных ламп, по причине чего поголовно страдали слабостью зрения. Брату Сонео в этом смысле покуда везло, постоянно таскать на носу толстенные линзы биноклей ему не приходилось, остальные же были почти поголовно четырёхглазики, чем выделялись на фоне зеленокожих алхимиков, атлетичных философов и тонкошеих лириков. Брату Сонео даже приходилось на особо важных собраниях нацеплять подложные бинокли-пустышки, дабы не позорить своим видом братьев по факультету. Цеховая солидарность превыше всего.
Но у излишне острого зрения были и свои естественные плюсы, там где в полутьме иной брат вынужден был бы чуть не ощупью проводить необходимые манипуляции, брат Сонео, всё ещё натужно отдуваясь после долгого бега, уже принялся методично щёлкать зажимами, с шелестом закрывать и открывать многолепестковые диафрагмы и проводить прочие магические для посторонних действия с громоздкими, но на деле чрезвычайно хрупкими приборами, попутно не забывая поглядывать по сторонам.
Профессора Торнус и Гиппарх уже наверняка на месте, и лучше бы их держать в поле зрения, ежели планируешь впоследствии с успехом аспирантуру завершить, вот и мантия одного из них мелькнула меж колб пустотных установок.