Рассказы из пиалы (сборник) - стр. 13
Мы смирились. В конце концов, это тоже было достаточно красиво – стройный цветочек голубого пламени. Пашка тушил и зажигал снова, мы любовались им и наслаждались запахом ацетилена и совершенно уже забыли о том, что банки иногда летают, и я дул, а Пашка опять зажигал, как вдруг пространство лопнуло, рассыпавшись розовыми звездочками – и банка, добротная банка из-под венгерского зеленого горошка, стрельнув, угодила ему прямо в лоб.
Я невольно зажмурился, а когда раскрыл глаза, Пашка тючком валялся на земле. Облекшая мою голову вата постепенно тончала. «Пашка!» – сказал я совершенно чужим голосом. Пашка не пошевелился. Я схватил проклятую банку и полетел за водой. Когда я вернулся, он, слава богу, уже сидел, мутно озираясь. Под глазами наливались кровоподтеки, а на лбу полукругом, будто козырек фуражки, багровел отпечаток дна. «В точку ушла?» – спросил он и почему-то икнул. «Ну да, – сказал я. – В точку».
Пашка ненадолго стал героем. До самого вечера весь двор рассуждал вот на какую тему: если банка стукнула по лбу, то почему синяки под глазами? И пришел к выводу: а если б стукнула сильней, то, пожалуй, глаза бы и совсем выскочили.
Двор наш зарос вишней и чинарой, но только глупый, близорукий и бестолковый человек, за которого на воскресном кону не поставили бы и трех сплющенных железных пробок от пива, скажет, будто эти деревья на самом деле – вишня и чинара. Нет. Деревья познания Добра и Зла росли в нашем дворе. Именно поэтому осенью, когда жгут палый лист с этих деревьев и пестрые груды медленно истекают горьким сизым дымом, так щемит сердце.
Под одним из них, в укромном местечке, зарешеченном тенью, в земле, полной червяков и жирных личинок, было решено устроить клад. Учредителями клада были Валера Хазаров и я.
Собственно говоря, я не хотел прятать клады – напротив, я страстно хотел находить их. Закрыв зачитанный «Остров сокровищ» и засыпая, я видел комья земли, заступы, скребущие сухую глину… я слышал скрежетание железа, глухие удары и негромкие голоса… и, наконец, звучали в моих ушах ликующие вопли кладоискателей.
Но ведь чтобы выкопать клад, надо, чтобы кто-нибудь его зарыл!
Дудки.
Люди ходили на работу и в детские сады, в школу и на прогулки, проводили профсоюзные собрания и сборы пионерских дружин – короче говоря, занимались самыми разными, по большей части одинаково бессмысленными делами – и никому не приходила в голову мысль хоть что-нибудь зарыть в землю!.. Да если бы, допустим, и пришла – что бы он в таком случае, спрашивается, положил в дубовый сундук? То-то и оно: именно что какую-нибудь ерунду: тряпки там всякие, кастрюльки… просто смешно! Ну, деньги бумажные, может быть… да и то вряд ли… А подсвечники?! А пиастры?! А дублоны?! А пистолеты с кривыми рукоятями?!
Насчет всего этого была полная безнадега.
И вот – с течением времени от одного дня к другому – намерение мое стало меняться от эгоистического к альтруистическому: от мысли найти клад к решению зарыть клад, от желания обогатиться самому к желанию обогатить кого-нибудь другого. Какая разница? Ведь все равно: скрежетание лопат, сдавленные голоса, глухие удары, ликующие вопли…
Уговаривать Валерку долго не пришлось. Я сказал, что клад мы могли бы устроить на паях – половину он, половину я, – и что, конечно, про местонахождение его болтать не следует: ведь тайны – они сами в конце концов раскрываются. Так что пускай себе лежит спокойно. А зато пройдет много лет, и кто-то наткнется на него или прочтет ветхое письмо, которое мы оставим в надежном месте, и выроет из земли сундук… То-то будет радости! «Да, – сказал Валерка. – Правильно!» И тут же перехватил инициативу, заявив, что мы должны немедленно идти ко мне домой с целью отобрать из моих ценностей то, что наиболее подходит для клада, а со своими он и сам разберется. Так мы и сделали.