Рассеивая сумрак. Раб и меч - стр. 39

– С каких пор вы стали вазой, Нуска? Можно ли назвать вашу попытку самоуничижения попыткой бегства?

Нуска вздохнул. Конечно, Риннэ был прав. Нуска так долго прятался, избегал прямого противостояния, притворялся, что он никто и никак не может исправить своё положение, что… и сам поверил в это.

На самом деле причина его молчания была лишь в одном. Он не видел смысла в том, чтобы открывать рот и менять своё положение. Он… больше ни в чём не видел смысла.

Он не был там, где хотел бы быть.

Он не был тем, кем хотел бы быть.

Он не был с теми, с кем хотел бы быть.

Поэтому он просто не хотел быть.

Однако даже маленькая надежда на то, что его жизнь может измениться, подарила Нуске смелость. Даже если у него не получится, он ничего не потеряет. Ведь у него и так ничего нет. Лёжа на дне, нельзя упасть ниже. Хоть и можно легко оказаться в самой земле…

И Нуска заговорил:

– Да, я хотел бы оспорить мнение всех присутствующих.

– Спустите его, – с улыбкой отозвался Октавий. Его взгляд становился всё более томным, подёрнутым пьяной негой. Король был доволен собой, а все окружающие плясали под его дудку. Представление шло согласно его сценарию.

Несколько рабов подошли к колоннам и ослабили цепи. Нуске не дали испортить празднество, упав прямо на стол, ведь это было бы неприемлемо для глаз короля. Поэтому другие рабы перехватили Нуску и аккуратно опустили на пол.

Патриции со смехом и гоготом уставились на диковинку короля. Для них он был забавным домашним зверьком. Да и сам Нуска не ощущал себя ничем большим. Сейчас, чувствуя на себе пожирающие взгляды знатных господ, он почувствовал дрожь. Но решил идти до конца.

– Господин Традий, позвольте. Если бы завтра вас взяли в плен скиданские сурии, то вы бы сразу переметнулись на сторону новых господ, стали бы преданы новой стране?

Традий в ответ рассмеялся, закусил, выпил. Однако Нуска увидел взволнованный блеск в его глазах – видимо, вопрос сбил его с толку. Продолжая тянуть время, патриций обратился к королю:

– Октавий, вашему рабу позволено так говорить с патрициями?

– Это мой пир. И на нём я могу давать слово кому захочу, – со смехом ответил Октавий, сбив спесь с Традия. – Может, вы всё же ответите моему рабу?

Традий прокашлялся, но наконец ответил:

– Нет, я бы покончил с собой, если бы оказался в плену. И не стал бы служить другой стране и уж тем более не стал бы рабом. Для патриция лучшей участью будет умереть. Рабом рождаются, а не становятся. Патриций никогда не согласится на такую участь и не станет служить врагам.

Нуска улыбнулся уголками губ, а затем обошёл стол и подошёл к софам с другой стороны, где возлежал Ливий с патрициями.

– Господин Ливий, вы бы тоже покончили с собой?

– Конечно, как же иначе? Я был рождён в Сонии, это моя родина. Если меня захватят в плен, то я никогда не склоню голову перед иноземцем.

– Тогда я тоже должен покончить с собой и выступить против вас? – сложив руки замочком перед собой, с интересом и наивной улыбкой переспросил Нуска.

Патриции опешили и перевели ошеломлённые взгляды на Октавия. Улыбка короля потускнела, но он продолжил держать лицо. Взмахнув чашей с вином, он спросил:

– Мой раб хочет выставить меня в плохом свете и поскорее отправиться в тартар?[9]

– Ваш раб просто участвует в дискуссии, – с той же милой улыбкой покачал головой Нуска.