Расколотая душа. Книга 1. Картина смерти - стр. 20
Пока все дети одевались на рынке, он покупал одежду в торговых центрах. Его родители могли позволить себе такую роскошь. К слову, после того, как их сын уехал в Париж, они перебрались в Москву. Женя не до конца понимала, чем они занимаются – чем-то, что связано с продажами. Впрочем, это не так важно.
– Интересно, как сильно изменились его картины после Парижа? Наверное, стал большим художником, – задумчиво произнесла Женя. Ее не особо волновал стиль одежды Марселя, больше всего интересовали образы, которые он использовал в живописи.
Кузина пожала плечами, как бы говоря: я в этом мало что понимаю.
– Я знаю одно: он стал дадаистом[7]. Поискала в Сети, но ничего не поняла, – хохотнула она.
Женя улыбнулась. В этом был весь Марсель – эксцентричный мальчишка, который, видимо, вырос не менее своеобразным юношей.
– Да, есть такое направление в живописи. Предшественник сюрреализма.
Повисла неловкая тишина. Пока Женя пыталась переварить новость, которой ее огорошила Кристина, та мечтательно смотрела по сторонам.
– Марсель не спрашивал обо мне?
– Да, спрашивал. Но на тот момент я ничего не знала о твоих планах, поэтому сказала, что ты успешно учишься на архитектора, что тебе очень нравится заниматься чертежами и что ты нашла себя в этом деле.
«Но это неправда, – с отчаянием подумала Женя, сжав кулаки. – Я не нашла себя в архитектуре, я ненавижу чертежи, и вообще я хочу отчислиться из универа при первом удобном случае».
– И что Марсель?
– Ничего. Кажется, немного расстроился, но промолчал.
Женя прикусила губу, вспоминая, как они с Марселем шли домой после художки и рассуждали о будущем. Тогда Женя сказала ему, что всю жизнь посвятит живописи. После этого громкого заявления Марсель начал относиться к ней по-особенному: откровеннее говорил о художниках, о своем видении этого мира, часто касался вечных вопросов «что есть жизнь, а что есть смерть». Заявив, что она относится к творчеству серьезно, Женя будто бы растопила лед в юношеском сердце. Разочаровался ли теперь в ней Марсель, услышав ошибочные слова Кристины?
«Ну она же не знала, как все на самом деле», – попыталась успокоить себя Женя, хотя прекрасно помнила, как говорила той о своей ненависти к архитектуре. Проглотив обиду и несправедливость, Женя сконцентрировалась на кофе. Говорить с Кристиной отчего-то больше не хотелось.
– Ой, – удивленно воскликнула Кристина, включив свет в комнате.
– Что такое? – спросила Женя. Она стояла за спиной кузины, держа в одной руке рюкзак, а в другой – телефон.
– Родители меня не совсем поняли.
Женя следом за Кристиной зашла в комнату. Помещение без обоев и мебели казалось трущобами или тюремной камерой, а одинокий односпальный матрац у окна только усугублял внешний вид.
– Они принесли односпалку, а не двухспалку, как я просила!
– Хорошо, что есть подушка, одеяло и постельное белье, – улыбнулась Женя. – Крис, не переживай. Я посплю одна. Тебе не обязательно меня охранять.
– Нет, подожди, тут такие условия…
– Здесь тепло, нет крыс и пахнет… пахнет ремонтом, а не свалкой. Все хорошо.
– Женёк, я хотела переночевать с тобой.
– Брось.
Кристина пару минут молчала, не зная, что сказать. Такой подлянки от мамы она не ожидала, хотя надо было бы. Мать всеми действиями показала, что Евгения Кац не имеет права жить в хороших условиях. Такое отношение к беззащитной девушке походило на маразм. Но Кристина ничего не могла сделать с этим.