Расцветая подо льдом - стр. 14
Всадники полетели за ним. Снег взвился стеной из-под шести десятков копыт, а запорошивший просеку наст повис туманно-белым облаком и укрыл цветущие берёзы.
За лесом у хуторского плетня всадники сдержали коней и спешились. Златовид поверх изгороди разглядывал хутор.
– Так… Образчик плоскогорского хозяйства?
Грач так и не понял. Кажется, Злат похвалил его хутор. Грач, придерживая ворота, пропустил всадников с лошадьми на двор. Злат продолжал оглядывать сруб и пристройки.
– Цветославка! – Златовид позвал. – Баньку бы людям с дороги. Есть у тебя? А то устали бойцы, грязью заросли, хуже упырей болотных.
Всадники развьючивали лошадей, тугие тюки шуршали и позвякивали.
– Баня-то есть, – Грач не спешил, – и места в доме хватит. У меня только конюшня мала.
– У тебя есть кони? – Злат встрепенулся.
– Жеребчик один, четырехлеток.
– М-гм, хочу посмотреть!
Грач кивком показал, где стойло Сиверко, а сам остался присматривать за дружинничками. Они не коневоды – это видно уже по тому, как они обращаются с лошадьми. Не вываживают после бега, не дают остыть. Сразу на ветру взялись расседлывать да развьючивать. Так и застудить коня недолго. Вьюки им важнее.
– Хозяин, эй, – русоволосый красавчик, один из тех, что испытывали его на нечистоту, поблёскивал шитой золотом перевязью поверх старой кольчуги. – Лошадей куда девать?
А кольца-то кольчуги помяты да кое-где раздроблены, особенно по плечам и на боку, точно седока крюком тащили с седла да били палицей…
– Три встанут в конюшню, – определил Грач. – А другие – извини! – в мастерскую или в баню, когда остынет…
Красавчик приблизился.
– Верига, – назвался он, не подавая руки и держа их на поясе.
– Цветослав, – он холодно ответил. – Для посторонних – Грач.
– М-гм, – Верига отошёл к вьюкам.
Пока Злат далеко, за старшего оставался другой – рыжебородый. Тот лично осматривал каждый вьюк. Сам и решал, куда и что заносить. Грач подошёл ближе. В непромокаемой грубой рогоже были завёрнуты отрезы тонкого шелка и атласа, конская сбруя с серебряными заклепками и разные безделушки: зеркальца, шкатулки, нитки бус. Вещи второпях проносили мимо и складывали в сенях вдали от чужих глаз. Два дружинничка тревожно поглядывали на просеку и на дорогу.
– Отличный-то жеребец! – Злат незаметно подошёл сзади. – Ну и стать, ну и гибкость, – он смаковал восхищение. – Здесь много таких, это порода?
– Это уход, – Грач обронил. – Здесь лучшие табуны у владельца Изяслава с Залесской слободы. Да есть неплохие особи в посадской общине, там старшим конюшим теперь Гоеслав.
– Изяслав из Залесья, да? – Злат запоминал, переводя взгляд с одного зрачка на другой. – И конюший Гоеслав, наш дядя Гоес, помню, помню…
Дружиннички занесли в дом последние вещи. Из разодранного тюка волочился по снегу золотой пояс.
– Откуда всё это? – Грач спрашивал о вещицах. – Дорогое?
– Так ведь дешёвое-то кому нужно? – Злат выпрямил спину. – Скурат!
Рыжебородый высунулся из дверей.
– Скурат, займись Цветославом. Помоги баню растопить. Два месяца не мылся, склизкий хуже водяного… – Злат судорожно вздохнул, поёжился и пристально поглядел на Грача: – Ведь ты наш, Цветик, это правда? – спросил с расстановкой.
Вечером дружиннички закатили пир. У Грача нашёлся бочонок браги и припасена была в леднике баранья туша. Дым стоял коромыслом. Люди словно истосковались по гульбе и веселью. К ночи все были пьяны, половина вообще не вязала лыка. Шум и галдёж рвались в поле из дома. Каждый, будто намолчавшись, отводил душу, нёс что-то своё, для себя одного. Грач не понимал ни слова кроме бессвязных обрывков про пиры у вождя, про удаль в степи и, кажется, про драки с упырями и с лешими.