Раб человеческий. Роман - стр. 14
Я понимаю, что сейчас точно примерзну к своему синему куску дерматина, но из-за бесконечных стеклянных расписных магазинов показывается дом под номером сто пять. Это Консульство.
Над зданием развевается милый флаг: красное солнце, посередине юрта. На сердце теплеет: кусочек родины…
В теплом Консульстве прислоняюсь к батарее. Слезы текут по лицу то ли от обморожения, то ли оттого, что из потрепанной мибилы парня справа вместо рингтона вдруг раздается раздается мелодия Гимна. Все глазеют на мое красное мокрое лицо, мне неловко, но удержаться нет сил.
В Сбербанке Ёбурга служащая разглядывает мой синий паспорт – вертит, как мартышка очки. Кто сказал, что блондинки глупые? Ольга Лапина – «Специалист», как написано на бейдже – брюнетка.
– Девушка, я уже двадцать минут разглядываю вашу милую прическу, – начинаю я. Но тут, задыхаясь с мороза, подходит пожилая азиатка. «Специалист», брезгливо повертев ее зеленую книжицу, потребовала перевести паспорт на русский язык и нотариально заверить копию.
– А без этого можете возвращаться на родину!
Азиатка кивнула и вышла вон в морозный ад. А я уже без возмущения снова залюбовался прической Ольги Лапиной.
Фотографироваться можно только в одной студии – через два квартала. И страшно, и надо шагнуть в морозный белесый мрак. Перебежками добираюсь до обмороженных ступенек. Дышу.
Трое студентов, холеных, домашних, ёбургских, рассматривают образцы фотографий. Тычут на фото пожилого киргиза, смеются:
– Хочешь себе киргизский паспорт?
Сижу оскорбленный. Надо отомстить. Что-то сказать, но что? Студенты удаляются за брезентовые занавесы. Подхожу к фотографше:
– Скажите, почему у вас на вывеске ошибка?
Фотографша подается в сторону стенда, и я вижу сквозь ее очки, как она щурит глазки, выискивая ошибку в выверенном тексте.
– Где?..
– У вас написано: киргизский, а правильно ― кыргызский!
И гордо удаляюсь в свою кабинку с брезентом под осовевший взгляд фотографши. Отмщено.
Сдав документы в Консульство, спешу к вокзалу. Документы у консула, через три – четыре месяца получу паспорт другого цвета. Его не будут бросать мне в лицо.
Ехал я домой. Совсем домой.
Билетов не было. Добирался на перекладных – сутки до Астаны. В поезде пухлорукая россиянка, обмахиваясь расписным веером, жаловалась проводнице:
– Жарко! Убавьте отопление!
Проводница – казашка усмехнулась:
– Потерпите: утром в Астану приедем, там прохладнее будет – минус 32!
В Астане добежал в своем куске дерматина под цвет лица до автобуса на Алматы. Девятнадцать часов с прижатыми к животу коленями, задрав голову, пытался вникнуть в детектив на DVD и перестать сходить с ума от никотинового голода. Дивно радушные казахи, окружившие креслами со всех сторон, звали в гости. Но я пересилил себя, не поддался.
Сел в такси. И спустя четыре часа увидел родные горы.
Глава 8. Дома. Есть кто живой?
Думал: задохнусь на глазах таксиста, когда ехал по слякотным улочкам города, где никогда не бывает зимы. Думал: как скажу ему заветные два слова «Чайковского девятнадцать» и как увижу синие ворота, которые виделись в болючих снах.
И ступлю на лысый асфальт, и выпрыгнет сердце, когда нажму на белую кнопку, которую когда – то сам привинчивал к воротам, и услышу шаги, а потом певучее: кто там?
Почти сбылось.
Только Инга Петровна постарела.