Раб человеческий. Роман - стр. 11
Но надо жить.
Пройдусь пешком – всего несколько остановок.
Девушки вокруг такие ухоженные, красивые, ребята – солидные, мощные. А я со своими тремя вещами, в которых хожу уже десять дней. В туфлях и зимней куртке, с синяками под глазами, а теперь еще и в грязных брюках…
Вот магазин нижнего белья. Скорее всего, тоже откажут – из-за гражданства. Мне отказали даже в Евросети. Даже в Эльдорадо.
Дают анкету. Спрашиваю. Говорят: нет, не берем без гражданства. Продуктовый, мимо которого я хожу неделю, не решаясь зайти и попроситься на работу в овощной отдел. Я ведь никогда не работал раньше продавцом, я писал картины.
Продавец смотрит сочувственно:
– И у вас нет гражданства?
– А что, много приходит?
– Много… Вот сегодня один с казахским паспортом приходил.
Значит, не я один такой. Кто-то есть еще в этом районе, у кого такая же проблема, как у меня. Встретить бы его, а ему встретить меня.
Но мне так не повезет.
Позавчера дернул из офиса якобы к клиенту. И – прямиком на плодобазу, плюнув на свои амбиции и межпозвонковую грыжу и полагая, что грузчиком – то устроиться можно с любым гражданством. И что вы думаете: попросили предъявить медкнижку…
Откуда у меня, спрашивается, медкнижка, в которой значится, что я здоров и готов трудиться грузчиком?
Иду домой. Решаю сократить путь и сворачиваю в переулок. Иду долго и не в ту сторону. Вчера случилось то же самое. Я ведь знаю, как идти, и все равно иду не туда.
Впотьмах.
Спрашиваю дорогу. Указывают, иду как робот. Что мне сделать сейчас, чтобы не сойти с ума?
Я шел и думал: ради чего все это? Как я представлял все это, везя с собой самое дорогое – диск с лелеемой папкой под названием «Бессмертные картины»? Что приду вот я к галеристу, а он, посмотрев на мои работы, вдруг поднимет изумленные глаза и скажет: «Какой же Вы талант, Степан, как долго мы вас ждали!», и тут же отправит писать с натуры Пугачеву…
И гражданство дадут через три месяца.
Какая чудовищная, нелепая ошибка. Ну, а если все же верить и делать? Что тогда?..
Я пришел домой, к моей старухе. Вместо того чтобы сократить путь на пять минут, я увеличил его на двадцать. Изможден и спокоен: у него компьютер, подарки, его любят, о нем заботятся. Они не нуждаются, они в порядке.
Значит, и мне можно жить дальше. Я прорвусь.
Бабуля, как всегда, входит без стука, распространяя вокруг себя отборное зловоние паленого бухла. Я полуголый, но нет сил махнуть на нее рукой.
Она спешит расспросить меня обо всем. Она заботится обо мне. Она, в сущности, неплохая женщина.
– Что так поздно? А?.. – выпив, она обычно начинает плохо слышать.
– Домой звонил. Сына с днем рождения поздравил.
– Ах, сыночек… Сколько ему?..
Сегодня исполнилось пять..
Пять. Ууууу… вот, а папочки нет… Ну отдыхай, отдыхай.
Я выхожу на балкон. Две последние сигареты, а ведь эту пачку купил сегодня утром.
Под балконом переругиваются подвыпившие мужчина и женщина. Он что-то настойчиво просит у нее, она никак не соглашается это ему дать. Темная тоскливая осень заглядывает в лицо.
Как будет дальше?
Высоко в небе замигала красная точка. И я вспомнил, как там, на родине, давным – давно, так же глядя на далекие мерцающие точки в небе, я мечтал, что когда – нибудь уеду. И стану счастлив…
И теперь снова хочется заплакать. От чего?
…И лучше тебе не знать,