«Пьяный вопрос» в России и «сухой закон» 1914-1925 годов. Том 1. От корчмы до винных акцизов Александра II - стр. 49
Кабак находился в отдаленном Замоскворечье (напротив Кремля, на правом берегу Москва-реки). Царев кабак представлял собой обыкновенный сруб, на крышу которого ставили березы, а чаще всего елку, которые служили опознавательными знаками заведения. Его стены оказались вблизи церкви Святого Георгия в Ендове (В этом названии хранится память о первом московском питейном заведении. По словам выдающегося знатока Москвы М.И. Александровского: «Яндова, ендова – низкая, большая, медная, луженая братина с рыльцем для пива, браги, меду; в ендове подают питья на пирах, она же есть в распивочных и кабаках». Из братины, большого сосуда шаровидной формы, зелье разливали по малым чашам или пили вкруговую на пирах). Выпивку царевым слугам подавали без всякой еды, и даже не было столов, дабы никто не засиживался – осушил чарку и уходи.
Кабак был всегда полон. Видя это, Иван Грозный решил, что из такого заведения, если его сделать доступным для всех, можно извлечь немалые доходы. Около 1555 г. царскими указами была повсеместно запрещена торговля винами в российских корчмах. Вместо них везде вводились царевы кабаки. Вот как описывала Новгородская вторая летопись борьбу с корчемством: «В лето 7079 (1571 г. от Рождества Христова) месяца февраля 23 в пятоке (пятницу) на Масленой недели приехали в Новгород дьяки опришные, Семен Федоров сын Мишин, да Алексей Михайлов Старой да заповедали винщиком не торговати, да и сторожню уставили, на Великом мосту решотки; а поимають винщика с вином или пьяного человека, а ни (и они) велят бити кнутом, да и в воду мечют с Великаго мосту»99.
Немец-опричник царя Ивана Грозного Генрих фон Штаден оставил свидетельство о борьбе с корчемством: «В общей судной избе или на дворе "Земский двор" сидел Иван Долгоруков и Иван Мятлев. Сюда приводились на суд все те, кого пьяными находили и хватали ночью по улицам. Штраф был в 10 алтын (30 коп.), что составляет 30 мариенгрошей или 15 польских грошей. Если где-нибудь в тайных корчмах находили пиво, мед или вино, – все это отбиралось и доставлялось на этот двор. Виновный должен был выплатить тогда установленный штраф в 2 рубля, что составляет 6 талеров, и к тому же бывал бит публично на торгу батогами. Было много приказчиков или чиновников, которые за этим надзирали. И прежде, чем приведут они кого-нибудь на Земский двор, еще на улице, могут они дело неправое сделать правым, а правое, наооборот, неправым. К кому из купцов или торговых людей эти приказные не были расположены, к тем в дом подсылали они бродягу, который как бы по дружбе приносил стопочку вина. За ним тотчас же являлись приказные с целовальниками и в присутствии целовальников хватали парня вместе с хозяином, хозяйкой и всей челядью. Хозяину приходилось тогда растрясать свою мошну, коли он хотел сохранить свою шкуру»100. Иностранные посольства получали спиртное бесплатно: «На дворе, где все иноземцы получают изо дня в день свои кормовые деньги, сидел Иван Тарасович Соймонов и один дьяк. Ежели кто из иноземцев не брал своего меда и кормовых денег за 10, 20 или 30 дней, с того постоянно удерживали 1/10 часть, когда потом он хотел их получить. Каждый иноземец имел на руках память: она была так искусно изготовлена, что никто не мог, подделав почерк, незаметно что-либо в ней приписать. Из погребов мед приносился теми, кто был к тому приставлен. Они отмеривали мед в погребе по своему желанию и потом уже выносили его наружу и наливали иноземцу в его бочку. Соглашался тот его принять – хорошо, а коли нет, то не получал ничего. Варился хороший и плохой мед, и на этом сберегалась третья часть меда-сырца. А если иноземец одаривал этих ребят, то сам мог идти в погреб и цедить мед на пробу изо всех бочек. Какой мед более других приходился ему по вкусу, того он и приказывал тогда нацедить и получал конечно свою полную меру. Если иноземец умирал или его убивали, то эти куманьки целый год все продолжали заносить в отчет полностью все "выдачи"!»