Пути Волхвов - стр. 30
Лесавки и лешачата появлялись в лесах по-разному и различались между собой и внешностью, и способностями. Были среди них родные дети лесового и лешачих – такие тоже могли менять обличия, только в точности притвориться человеком не сумели бы. Придёт время, и отец отправит их верховодить маленькими чащами и перелесками. А были и призванные – заколдованные юноши и девушки, над чьими изголовьями в своё время зажёгся огонёк. Такие, каким будет братец Летавин. Они-то почти ни на что не годились, так, лишь для мелких поручений да заблудших путников пугать.
У лесового могли родиться дети и от союза с человеческой девушкой, да только полукровки не приживались в лесу, их выменивали на живых человеческих младенцев, а младенцев заколдовывали в лешачат – сколько убыло, столько и прибыло. Меня всегда удивляло, что заколдованный человек может жить в лесу, а сын лесового и человека – нет. Говорят, подменыши в человеческих домах недотягивали до зрелости, так и истлевали, истосковавшись своим полулесным-полулюдским сердцем до смерти, не поняв, чего им больше хочется: в лесу плясать или среди людей жить.
Кто из лешачат посмелей, те ринулись к столу и налили себе по кружке браги. Некоторых я помнил, кого-то видел впервые. Мне нравились эти чудные юнцы, дикие, как неприкормленные птахи, востроглазые, длиннорукие. Кто хвостат, кто рогат – а каждый по-своему хорош особенной, нечистецкой красотой, понять которую могут, наверное, лишь те, кто много лет смотрит на нечистецей без их людских личин.
Я видел, что Смарагдель изучает глазами спящего Огарька. Изучает, а ничего не говорит – ждёт, когда я пригублю браги и отведаю пирога с орехами. Красавица-лесавка поднесла мне кружку, я бережно принял угощение из зелёных девичьих рук и благодарно улыбнулся. Наготу лесной жительницы скрывали только длинные незаплетённые волосы и ожерелье из шишек. Мне потребовалось всё моё самообладание, чтобы не заглядеться на Смарагделеву дочку, хотя я знал, что он не будет против, если захочу уединиться с ней или с любой другой.
От кружки ядрёно пахло мхом и сырой листвой. Хорошая брага, крепкая, а другую Смарагдель и не поднесёт. Я помнил, как в первый раз отведал лесного напитка. Мне было тринадцать: Смарагдель впервые привёл меня сюда, в свою чащу, и устроил то ли приём, то ли проверку для юного соколка. Я тогда захмелел до золотых огней в глазах, скинул всю одежду и плясал под луной с лесавками до тех пор, пока не повалился без ног и не заснул крепким пьяным сном.
– Вот теперь можем вести беседу, – одобрил Смарагдель, когда я глотнул из кружки.
Прямо под лесовым из земли взвились толстые стебли ивняка, сплелись широким креслом, похожим на княжий престол, и Смарагдель величаво опустился в переплетение ветвей. Истинно лесной князь.
Подо мной выросло кресло попроще, глубокое и удобное, а Рудо уселся справа и положил мохнатую голову на стол, раздувая ноздри. Принюхивался, нет ли чего для него. Я потрепал пса по лбу и тяжко вздохнул, раздумывая, с чего бы начать. Но Смарагдель избавил меня от выбора.
– Что за юнца ты привёл, Кречет-Лерис?
Он повернулся к Огарьку. Конечно, я поступил дерзко. Не следовало без позволения тащить мальчишку в чащу, но я был уверен, что со Смарагделем мы точно договоримся.
– Возьми его себе.