Пути обретения бессмертия. Даосизм в исследованиях и переводах - стр. 74
О, они были столь же мутны, как взбаламученная вода!
Кто может мутную воду сделать чистой, когда она отстоится? Кто может оживить покоящееся, приведя его в движение?
Блюдущий этот Дао-Путь не стремится к полноте и избытку. Поскольку он не стремится к полноте и избытку, он всегда остается бедным и не нуждающимся в обновлении и завершении.
Достигнув предела пустоты, блюдя покой и умиротворение, взирая на взаимопорождение сущего, я буду созерцать лишь постоянное его возвращение.
Все сущее в движении, то возникая, то снова уходя. Но каждое из множества существ стремится неизменно к корню своему, а возвращение к корню я назову покоем.
Покой я назову возвратом к жизненности, назову я постоянством.
Знание постоянства назову я просветленной мудростью.
Тот, кто не знает постоянства, живет во мраке заблуждений и творит порочные дела. Но постоянство знающий обширно всеохватен. И эту всеохватность назову я всеобщностью.
Тот, кто обрел сию всеобщность, достоин быть царем.
А царственный по праву обретает Небо, а Небо обретает Дао-Путь. А Дао-Путь – он вековечен.
Тот, кто стал к сей вековечности причастен, до самой смерти не узнает никаких несчастий.
О высочайшем правителе все подданные знают лишь одно: он есть.
Ему уступит тот, кого народ любит и хвалит. Но еще ниже тот, кого народ боится. Но хуже всех такой монарх, которого в народе презирают.
Когда правитель никому не доверяет, ему доверия не будет тоже никогда.
Но подлинный правитель осторожно относится к словам, ценя их. Когда все славные дела его завершены, народ воскликнет: «О, так мы и сами точно таковы!»
Великий Дао-Путь понес ущерб, и появились милосердие и справедливость, а мудрость видна лишь тогда, когда есть великая ложь.
Шесть родственников не в мире, и появляются сыновняя почтительность и материнская любовь.
Когда страна погружена в междоусобицы и смуты, то появляются и преданные подданные.
Отсеките совершенномудрие!
Отбросьте мудрость!
И тогда народ стократную выгоду обретет.
Отсеките гуманность, отбросьте справедливость – и народ к сыновней почтительности и материнской любви вернется вновь!
Отсеките изощренность, отбросьте выгоду – и воры и разбойники исчезнут!
С триадой этой не дано высокому покончить просвещению.
Поэтому указываю, что ведет к избавлению:
Смотрите на безыскусственную чистоту и обнимите первозданную простоту.
Умеряйте себялюбие, искореняйте страсти.
Отбросьте ученость, и не будете знать печали.
«О да!» и «конечно нет» далеко ли друг от друга отстоят?
Ну а добро и зло друг от друга отстоят далеко ли?
Тот, кого люди боятся, сам не может людей не бояться.
О как все это путано и неясно, и конца ему не видно!
Все люди радостны-радостны, как будто они в ритуале участвуют жертвенном, как будто весенней порой на башню они восходят.
О! Только лишь я один спокоен-безгласен, подобно младенцу, еще не узнавшему детства.
О! Я весь обвит-перевязан,[20] и мне некуда возвращаться.
У всех людей как будто излишек, лишь у меня одного как будто бы недостаток.
О! Так ведь я разум глупца!
О! Во мне все смешано-перемешано.
Все люди светлы-светлы, я один темен.
Все люди отчетливо-четки, я один скрыт и неявен.
О! Я колыхаюсь, как море.
О! Я парю в пространстве, и мне негде остановиться.
Все люди к чему-то стремятся, а я один остаюсь простец простецом.