Пути Миритов. Недобрые всходы - стр. 51
В гостиной повисла гулкая тишина, все присутствующие переглядывались. Сплетя крепко пальцы, Джан умоляюще посмотрела на свекровь, и этого оказалось достаточно, чтобы Ирвин отвернулся от женщин. Сколько можно бояться?! Бросив пытливый взгляд на молчаливого внука, старый граф хотел спросить, что он думает, но прервался на полуслове. Пусть сам решает. Однажды он уже решил все за сыновей и те выросли послушными остолопами, умеющими лишь расшаркиваться во дворце и молиться перед иконами. Кто на что горазд… А Гай должен выбрать то, за что он собирается бороться.
Прошло, наверное, немало времени, во всяком случае, настенные часы тикали слишком долго, мерзко и громко, прежде чем с уст единственного внука сорвались спасительные слова:
– Я согласен.
Видя, что внук его не подвел, Ирвин уже хотел сдержанно улыбнуться и сказать что-нибудь ободряющее, но тут невестка встала с места.
– Гай, тебе лучше отказаться от этого как можно раньше, – сказала она. – Я твоя мать, и я приказываю тебе…
– Я глава семьи, и я приказываю ему согласиться и действовать в интересах рода, – ответил Ирвин и тоже поднялся.
Как же не вовремя невестке пришло на ум закусить удила. Это бывало редко, но всегда некстати, а сегодня – особенно, но нельзя теряться. Ирвин внимательно посмотрел на Джан. Она же не опустила глаза, только дернула головой, как сердитая лошадь, и плотно сжала губы.
– Делайте, что хотите, только потом не пожалейте, – сказала она. – Гай, сынок, если ты поймешь, что ошибся в выборе, я буду с тобой, так и знай.
Гай опустил глаза и слегка разомкнул губы. Этого еще не хватало, внук и так не слишком уверен в своем решении, а мать пытается его окончательно разубедить; нужно научить мальчишку думать собственной головой, но не чужими мыслями. Хорошо бы он еще при этом не вздумал выдать семью королю, но последствия зависят уже не от Гая.
– Пусть выбирает сам, – отрезал Ирвин, – хватит на него давить.
– Именно, хватит, – ответила Джан. – Гай, ты знаешь, где можно меня найти.
И спокойно, ровным шагом, вскинув голову и опустив руки, прямые и крепкие, как палки, Джан Силиван вышла за дверь. Гай же мгновенно вскинулся, но не встал и из комнаты не вышел, а тонкие брови внука сошлись на переносице, почти как у бабки. Нет в нем ничего ни материнского, ни отцовского, кроме крови, и Ирвина согрела изнутри тщеславная гордость.
– Вернись на место, мы не договорили, – сказал он почти дружески.
Гай расправил плечи, выпрямился, прислонившись к спинке стула и приняв спокойный вид. Он умел оставаться хладнокровным, даже если глаза лихорадочно блестели, но будет очень неплохо, если в будущем внук научится сдерживать себя еще лучше. В этот раз Ирвин не сказал ни слова, лишь окинул тоскливым взглядом комнату и подумал, что если не удастся исполнить замысел, значит, он жил и делал нужные для появления на свет ребенка четырех кровей зря.
Миританство – вот настоящая религия, которой граф Силиван был верен на протяжении всей жизни, но никто его не поддержал, даже жена, привезшая с собой из Донгмина томик учения Рина. Что уж говорить о младшем сыне, ставшим консилистким священником, забыть бы навсегда сыновние белые волосы и красные глаза… Впрочем, и не увидят. Во что веровал Деметрий, кроме самого себя, обиженного жизнью и непонятого остальными, по его скромному мнению, не имела понятия даже Вен. Джан была потеряна в своей южной вере, а Гай слишком мягкотел, чтобы выбрать религию по душе.