Пути Миритов. Недобрые всходы - стр. 48

– Не волнуйтесь, – небрежно, с ноткой высокомерия произнес старший через плечо.

Что же поделать, Восток и Запад редко ладили с тех пор, как… Да если вспомнить прочитанное Шоном, то едва ли не с сотворения мира, несмотря даже на нейтральные торговые отношения. Он усмехнулся, хотя едва ли было над чем, посмотрел на Жака и младшего донгминца, уже почти покинувших зал, затем на растерянную Грету. Женщина покачала головой и коротко вздохнула.

– Что поделать, молодые дворяне заперты в городе и им совершенно нечего делать.

Кажется, его слова ничуть ее не успокоили.

– Не люблю я, когда люди за просто так погибают, – ответила она и снова вздохнула, затеребив передник. – Особенно если молодые. Может, пойти, разнять их?

Шон с досадой покачал головой:

– Это дуэль, а не мальчишеская драка за кусок сладкого пирога. К сожалению, законы чести не позволяют в нее вмешиваться.

– Ох, эта честь! – Грета так дернула ни в чем не повинный передник, что оторвала оборку, с досадой поморщилась, но тут же переменилась в лице.

– Куда пошел! – рявкнула она. – Думает, на него никто не смотрит! А ну стой!

Охранник успел преградить дорогу посетителю, который решил, пока все заняты другим, сбежать, не заплатив, и быстро объяснил ему, что делать так совершенно не следует. Кто-то позвал хозяйку и потребовал еще пива, и на самого Шона никто не обращал внимания.

Он пошел к свободному столу, сел и стал ждать, когда и его обслужат. Есть не очень хотелось, много думалось о молодом человеке с Запада. Отчего-то хотелось прийти на ту дуэль, следующим утром, затаится где-нибудь, и, если юноша будет тяжело ранен, помочь его секундантам. Пусть такие вещи совсем и не приветствуются, Шон сам себе не смог объяснить такой заботы о знатном земляке, но в результате твердо решил, что лучше отправить неано Фрэнсису анонимную записку

Ночь прошла для него в полусне, смутном и тревожном, однако обрывки тех снов, что привиделись ему, забылись наутро. Записка была отправлена, и ему с теплотой на душе хотелось верить, что с погорячившимся малолетним юношей все будет хорошо.

Служанка дотронулась до пунцовых бархатных штор, но Ирвин сухо приказал:

– Оставь их поднятыми и ступай.

– Да, господин граф, – ответила женщина и, быстро поклонившись, вышла из гостиной.

– Ты уверен, что не стоит их опустить? – спросила его жена, не поднимаясь с кресла. – Окна широкие и светлые.

– Уверен, – ответил он, садясь рядом, на хозяйское место. – Пусть за нами подсматривают, если хотят, честным людям нечего скрывать.

– Честным людям, – повторила графиня Вен и поджала губы. В последнее время за ней завелась эта привычка, которая весьма раздражала графа.

– Ты делаешься брюзгой, – заметил он.

– Когда попугай женился на вороне, он выучился каркать, – отрезала графиня, и ее супругу расхотелось продолжать разговор.

Тем более в гостиную уже входила их невестка Джан, уже стареющая, но все еще красивая южанка. Она, как полагается, поприветствовала свекра и свекровь и заняла свой стул, расположенный у столика, на котором стояли кувшин медовой воды и блюдо с печеньем – невзыскательное угощение, предназначенное не для еды, а для того, чтобы создать видимость обычной семейной встречи. То же самое размещалось перед Ирвином с Джан.

За матерью последовал Гай, единственный внук Ирвина, на котором сосредотачивались тайные чаяния графа. Невысокий тихий юнец пятнадцати лет поклонился присутствующим и сел на скамеечку неподалеку от матери. Он всегда соблюдал правила приличия, не заговаривал со старшими первым и беспрекословно слушался, но, как надеялся Ирвин, был себе на уме.