Путешествие внутрь иглы. Новые (конструктивные) баллады - стр. 4

Иные баллады гомогенны, – в таких случаях стихи и прозаические этюды обозначены лишь цифрами. Если же они контрастны, то есть смысловые их мелодии развиваются параллельно и довольно далеко друг от друга, тогда каждый из них имеет свой подзаголовок. Не могу сказать, какой вариант предпочтительней. Мне лично оба нравятся одинаково.

Писал ли я стихи к уже готовым прозаическим фрагментам? Разумеется, и я не только этого не стесняюсь, но откровенно этим горжусь. Любой поэт сочиняет, имея в голове некоторый замысел. Где совсем нет замысла, есть одна белиберда. Между прочим, я голову дам на отсечение, что нет лучшего комментария к тому, что есть по сути знаменитые платоновские идеи, нежели этот самый поэтический замысел поэта по отношению к тому, в какую окончательную форму он выльется: здесь и благородная солнечная пушкинская ясность, но здесь же и некоторая возвышенная, поистине свидетельствующая о контакте с мирами иными, таинственная туманность.

Как и наоборот, к иным готовым – и в частности, ранним – стихотворениям я писал эссе. Самое важное здесь: не копировать одно другим, но пытаться адекватно воплотить возможности, спящие в обоих жанрах. В иных «контрапунктных балладах» стихотворные баллады полностью самостоятельны, в других – это стихи, которые без прозаической оркестровки не в состоянии достичь балладной динамики и законченности. Не могу не сказать: мне очень помог гексаметр, который, великолепно балансируя между поэзией и прозой – так и хочется сказать: их золотая середина, но ведь кроме Гомера ею как будто никто не воспользовался – любое эссе точно по волшебству превращал в балладу.

Возможности гексаметра, как я теперь вижу, безграничны, тогда как возможности других классических балладных стихотворных форм весьма и весьма ограничены: прежде всего вследствие рифмы. Да, гексаметр местами приближается к ритмической прозе, – но чего же здесь плохого? Я вижу здесь одно только хорошее, – а вот совсем без стихотворного ритма настоящая баллада невозможна. Конечно, балладу в прозе, как и стихотворение в прозе, написать можно, и даже очень хорошие, но чего-то самого главного в них всегда будет не хватать, – так женщина, переодевшись в мужской костюм, не сделается от этого мужчиной, а мужчина в прозрачных чулках, с косметикой и бюстгальтером никогда не станет женщиной для «неголубых» мужчин.

В заключение я слышу невысказанный вопрос, а закончены ли баллады в себе, и такие ли они, что «из них слова не выкинешь и слова не вставишь»? Ничего подобного! я мог бы при желании их дополнить или сократить, – и тогда при соответствующей обработке читатель не заметил бы позднего вмешательства. И все дело только в том, будет ли переработка со знаком плюс или со знаком минус, а иначе быть не может и не должно: творческий процесс принципиально незакончен и тем самым бесконечен.

Почти каждый вечер по российскому телевидению слышу от блестящего журналиста с еще более блестящим именем: Владимир Соловьев – скрытый упрек в отсутствии у меня и еще многих и многих мне подобных чувства патриотизма, – странным образом еще в конце семидесятых, когда я только попал на Запад, тот же самый упрек в мой адрес имел место и с противоположной стороны: от одной известной махровой антисоветской организации во Франкфурте-на-Майне, – эти люди – либо белоэмигранты, либо сотрудничавшие с немцами русские во время Второй мировой – старались нам, людям так называемой Третьей Волны, внушить мысль, что только служение России – так, как они его понимали – может оправдать ставшую бессмысленной – потому что анонимной – жизнь на Западе, при этом их дети, как я успел заметить, все как один учились в западных университетах и были задействованы на престижных западных должностях.