Путешествие от себя – к себе, в радиусе от центра Вселенной - стр. 36
– А вот такую историю ты знаешь? Отец рассказывал тебе? Когда мы работали вместе в профсоюзе, нас послали на сенокос. Пришли к зданию Облсовпрофа, вовремя, но машины не подъехали, – Василий Самуилович говорит и глаз его блестит, я чувствую, что он готовится сказать что-то необычное. – Тогда отец заказал 7 такси и мы отправились на них до Хатасс. А ведь Хатассы находятся далековато от Якутска – километров 50. Авторитет Подойницына у таксистов был огромный – таксисты считали просто за честь везти своего председателя. Убей, не помню, платил он за эти такси или нет, но кажется, все-таки платил. На сенокосе я был кидальщиком, а у твоего отца была как всегда «должность» – он был стоговальщиком, то есть стоял «выше всех», на стогу – утрамбовывал сено, делал сноп крепко-сбитым. Мы с таким удовольствием работали, пели песни. Мы были молоды и счастливы и все верили в свои идеи. Обратно ехали тоже на такси, с ветерком.
Вот еще что напиши, Ира, это были лучшие годы…
Лучшие годы – все перемешалось в моей голове на параллелях воспоминаний, все цветные и черно-белые кадры из прошлого закружились в моем сознании в каком-то ритме, наслаиваясь друг на друга. Вот я вижу Москву и оттепель. А вот первое дерево зеленеет в Якутске, и я будто слышу шум его кроны. А потом перед моим внутренним взором как будто вздымается Вечный огонь на площади Марата, освещая всполохами медные фамилии героев. А потом возникает такая яркая, сочная и судьбоносная картинка, наверное, главная в жизни отца – Русский театр возрождается, как феникс, из пепла, отстраивается и хорошеет. Рядом с ним возводится памятник Пушкину. Мой отец стоит перед памятником Пушкину, со своей кудрявой головой, стоит и внимательно всматривается в черты поэта… Лучшие годы, наполненные трудом и верой, верностью друзей и соратников. Как хорошо, что все это было! И пусть прошло, пусть наступили другие времена, но память все равно сохраняет и воспроизводит иногда и лица, и детали, и строчки из песен, и послевкусие от страстей ушедшей, отгремевшей и великой эпохи.
«Не забуду БРУ…»
Папа сидел в тельняшке и в махровом халате, густые светло-каштановые волосы до плеч делали его облик экстравагантным. Он не был похож на старика, хотя ему было 83 года. Он был красивым, статным мужчиной. Папа курил сигару в затяжку и наслаждался жизнью. Мы решили, что он продиктует мне рассказ про свою молодость, а я сразу запишу его на компьютер.
– Ты похож на старого боцмана, сошедшего на берег, которому уже нечего терять в жизни и он на досуге рассуждает об ошибках молодости, – заключила я.
– Дай мне немного коньяку, – попросил папа. – Нет, я вовсе не боцман, сошедший на берег. Я – бывалый русский кэп, и не старый, а просто в возрасте. Мы приплыли в скандинавский порт, что-то типа Турку и я зашел в бар. Мне надо снять напряжение – немного выпить и я хочу рассказать «братишкам», еще совсем молоденьким о своей жизни… Записывай!
«Я хочу рассказать вам историю о том, как любовь к своей «Альма матер» – училищу, в котором получил профессию – может украсить всю твою жизнь, наполнить ее особым, высоким смыслом. Верность идеалам юности – не пустые словеса, это может стать девизом жизни.
В детстве я не мечтал об алых парусах и о дальних плаваниях. Было совсем не до этого, слишком трудным было мое детство. Родился я в селе Болотово, в деревеньке-колхознице, что ловко примостилась на реке Шилке, ее называли у нас «ключом». Есть такая речка в Забайкалье. Я «прикрутился» к болотовскому ключу ненадолго, после того, как я окончил 1-й класс, мы большой семьей – мама, папа и четверо детей (я, Лаура, Генрих, Галина)– уехали в другие места, в другие деревни, на Амур. Я был старшим в семье, начал работать, когда мне исполнилось 7 лет. Просыпался в 6 утра, бежал на Шилку, а потом, когда мы переехали – и на Амур, проверял «закидушки»– длинные тонкие удочки с самодельными крючками, «изготовленными» из упругой стальной проволоки. Я предвкушал «богатый» улов – огром-ну–ю щуку! – чтобы накормить большую семью, но, увы, чаще попадались мелковатые гальяны, пескари и щучки. И все равно на завтрак я всегда приносил рыбу – это было моей задачей, это был мой долг рыбака-добытчика. А еще я ухаживал за коровой, теленком, курами, утками. Все это «животноводство» лежало также на моих плечах, худощавого рыжего подростка.