Путь врат. Парень, который будет жить вечно - стр. 45
Но пуританская этика не позволяла мне сделать это.
Таким образом я решил бы только свои личные проблемы. Но юной Дороте Кифер, которая похрапывала снаружи в жаре, это ничего не дало бы. Меня беспокоила Дорота Кифер. Я хотел для нее чего-то лучшего, чем мерзкая жизнь мелкого воришки в Веретене. Она такая милая и добрая и…
Тут меня посетило откровение: одна из причин моей враждебности к Бойсу Коченору – то, что у него есть Дорри Кифер, а у меня нет.
Это тоже была интересная мысль. Предположим, думал я, чувствуя дурной вкус во рту и удары в голове, предположим, скафандр Коченора был прорван насквозь и он умер бы тут же. Предположим (заходя немного дальше), что затем мы нашли бы туннель и все то, что нам в нем нужно, и вернулись в Веретено, и стали богаты, и мы с Дорри…
Я много времени провел, думая, что мы с Дорри могли бы делать, если бы дела пошли немного по-другому и все это произошло на самом деле.
Но дела по-другому не пошли, и все это не произошло.
Я столкнул в шахту еще немного породы. Туннель, теперь я был в этом убежден, находится всего в нескольких метрах от пустого дна шахты. Я подумал, не спуститься ли вниз и не поскрести ли перчатками.
Мысль показалась мне хорошей.
Не могу сказать, насколько эти мысли были капризами мечты, насколько – галлюцинациями больного. Я думал о странных вещах. О том, как хорошо было бы, если бы хичи все еще жили здесь, и когда я спустился бы вниз и постучал в голубую стену туннеля, они открыли бы ее и впустили меня.
Это было бы очень мило. Я даже представил себе, как они должны выглядеть – дружелюбные и богоподобные. Может, они одеваются в тоги и предложат мне ароматные вина и редкие фрукты. Может, они даже умеют говорить по-английски, так что я смогу поговорить с ними и задать несколько тревожащих меня вопросов. «Хичи, для чего вам на самом деле молитвенные веера?» – спросил бы я их. Или: «Послушайте, хичи, я не люблю навязываться, но, может, в вашей медицинской сумке есть что-нибудь такое, что не даст мне умереть?» Или: «Хичи, простите за то, что мы насорили у вас на переднем дворе, но я постараюсь прибраться».
Может, именно эта последняя мысль заставила меня сбросить больше породы в шахту. Никакого лучшего занятия у меня не было. И кто знает, может, они это оценят.
Немного погодя шахта заполнилась наполовину и порода кончилась, за исключением той, что набросана снаружи иглу. Но идти за ней у меня не было сил. Я осмотрелся в поисках нового занятия. Я осмотрел сверла, заменил затупившиеся резцы последними острыми, изменил на двадцать градусов направление и снова запустил их.
Только тогда я заметил, что Дорри стоит рядом со мной, помогая первые метр-два удерживать сверла. До того я даже не сознавал, что выполняю новый план. Не помнил, чтобы составлял его. Не помнил даже, когда проснулась Дорри и вошла в иглу.
Я подумал, что план неплохой. Почему бы не попробовать этот склон? Нам все равно нечем заняться.
И вот мы занялись работой.
Когда сверла перестали дергаться в руках и начали устойчиво грызть камень, мы смогли оставить их. Я расчистил место у стены иглу и какое-то время бросал породу.
Потом мы просто сидели, смотрели, как сверла проделывают новое отверстие. Не разговаривали.
Вскоре я снова уснул.
И не просыпался, пока Дорри не заколотила по моему шлему. Мы были погребены в отходах бурения. Они светились голубым светом, так ярко, что у меня заболели глаза.