Путь к причалу (сборник) - стр. 9
Алексей сказал, что этому директору надо дать горбылем по черепу. Потом выяснилось, что директор – единственный мужчина в школе, да притом какой-то и не мужчина совсем, а как вареная корюшка, и они с ним что хотят, то и делают. Вот завуч – хотя и женщина, но…
Алексей сидел на корточках перед печкой и выковыривал из нее уголек, чтобы прикурить очередную папиросу, когда ему почудился за стенкой в Валиной комнате Надин голос.
Уголек вывалился из печки и быстро чернел.
Алексей все не прикуривал. Он слушал. Когда за стенкой засмеялись, ему показалось, что это смеются над ним. Минут через пять Надя вошла в комнату.
– Здравствуй, Алексей, – первой сказала она.
– Здравствуй, Надя, – он по-прежнему на корточках сидел у печки.
Надя медленно сняла пальто и откинула с головы платок.
– Ты получила эту… телеграмму? – спросил Алексей, заглядывая в топку и морщась от жара.
– Да.
– Ты не сердишься, что я так, без разрешения, приехал?
– Нет, ничего…
– Мне было здорово страшно. И только когда шел через этот ваш лесок… Потом пацана встретил с лыжными палками. – Алексей начал засовывать в печку большое корявое полено. Оно не влезало. – Вот видишь, от смущения я ломаю твою печь.
В коридоре кто-то скрипел половицами и, должно быть, отряхивал снег – гулко стукали друг о друга валенки. Где-то в доме плакал ребенок.
Надя стала греть над плитой руки.
– Не надо ломать печку. Я и так мерзну тут с утра до ночи.
Она сказала это совсем серьезно: или думала сейчас не о том, что говорила, или намеренно отказалась принять шутку.
Алексей помрачнел и встал. Надя отвернулась, провела по лицу рукой, будто стирая с него что-то. Это был знакомый жест. Так же, как привычка, войдя с улицы, разглаживать себе брови указательными пальцами, а потом прижимать ладони к щекам.
– Ну, как живешь? – спросил Алексей. Она не стала отвечать на этот вопрос, и Алексей понял, что было глупо задавать его.
– Я недавно читала о тебе в «Комсомолке». Вы где-то попадали в шторм. Ты смелый человек, Алексей.
Алексей машинально кивнул и подошел к окну. Смеркалось. От стекла несло холодом. Снег на крышах и сугробы были синими, как обертка от рафинада.
– Какой снег синий… – пробормотал он.
– Это все от мороза, Леша, – ответила она устало и присела на его место у печки.
Леша! Его давно никто не называл так, вернее, он давно не слышал, чтобы его имя произносили с такой мягкой интонацией.
Алексей круто повернулся к Наде, задел рукой замерзший цветок и опрокинул его, но успел подхватить, не дав упасть на пол.
– Зачем они стоят у тебя здесь? Ведь они уже мертвые, – сказал он и сердито отряхнул ладони.
– Говорят, что иногда они оживают весной. Только нужно подогревать воду, когда поливаешь, – ответила Надя и прикрыла дверцу печи.
Постучали.
– Надежда Сергеевна! – Плачущий голос влетел в комнату вместе с морозным паром. Алексей увидел девчонку в валенках и в лохматой ушанке.
– Плотнее дверь закрывай, – строго сказала Надя.
Девчонка послушно закрыла дверь плотнее. Надя встала, оправила платье и подошла к столу.
– Ну, что тебе, Филимонова?
– Надежда Сергеевна, за что вы мне единицу поставили?
– За то, что списывала…
– Я не списывала. – Девчонка хлюпнула носом и быстро взглянула на Алексея.
– Не лги, Филимонова.
– Я же только начала, а вы сразу и увидели, – обиженно протянула девчонка.