Путь Дракона - стр. 13

Строго говоря, презентация должна была бы меня успокоить. Никакой каббалы, никакого саббатианства. Но что-то тут было не так. Эти взгляды… Недомолвки («Мы ведь хорошо вас знаем и не только как психолога и религиоведа, поверьте мне», – сказал Богословский; а Павел и еще почище выдал: «И не откладывайте, а то как вся эта драконовская операция начнется, времени уже не будет». Какая это «операция», что он имел в виду?). Короче, придется продолжать с ними общаться (впрочем, интересные и приятные люди, а Павел так просто интригующая личность), пока понятно только то, что ничего не понятно. Но должно быть понятно. Одно все же ясно: эти «драконы» отнюдь не так просты и невинны, как хотели представить себя своей «пастве» в Географическом обществе.

Тут я заметил, что ноги довели меня уже до дома. Я поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Мне открыл Филипп и тут же убежал обратно к своим играм, пока я не прогнал его от компьютера. Навстречу мне вышел потягивающийся рыжий кот – господин Отто, наследство покойного Дракона, или Анти-Христа, Андрея Королева. Я почесал его за ухом, кот немного потерся о ноги, грациозно извернулся и направился куда-то по своим делам. Инна дремала в своей комнате (любит она дремать поздно вечером, а потом спать не ложится до пяти утра). Я прошел к себе, чтобы переодеться. Филипп, конечно же, сидел за компьютером. Я бросил взгляд на письменный стол у окна и увидел на нем бумажный лист, на котором было напечатано на принтере (не на моем, у меня вообще нет принтера) крупным шрифтом:

Во мне все похолодело.

Если вы хотите узнать, откуда взялась эта записка, прочтите следующую главу.

Увидев этот лист бумаги с запиской у себя на столе, я обомлел и несколько секунд молчал, уставившись на стол. Потом я набросился на Филиппа: дескать, откуда это? Кто сюда входил и кто положил? Реакция была одна: откуда я знаю, я вообще тут недавно, спроси маму. Разбуженная мама (все равно нечего спать в двенадцатом часу, если не собираешься продолжать спать до утра) тоже все отрицала и уверяла, что к нам вообще никто сегодня не только не приходил, но даже и не звонил. Я снова надавил на Филиппа, ибо если он не имеет к этому отношения, то речь идет уже о полной мистике, а так как в мистику типа записок махатм, таинственно появлявшихся в сейфе мадам Блаватской, я не верил, то презумпция невиновности сына стала представляться мне весьма сомнительной. После увеличения нажима и бесплодности попыток ответить на него агрессией и воплями защита сына стала давать слабину, в его воплях праведного негодования появились нотки неуверенности и наконец он замолчал, опустив глаза долу.

– Ну все, – торжествующе заявил я, – говори, что произошло.

Филипп кашлянул и начал неуверенным голосом:

– Ну иду я по улице, а навстречу какой-то мужик типа бомжа, бородатый такой. Увидел меня и говорит: вот передай своему папе записку, только не в руки, а положи где-нибудь на видном месте и ничего ему не рассказывай. Я вначале попробовал послать его куда подальше, но он так привязался, что я взял бумагу. А он говорит: не вздумай, дескать, выбросить, узнаю – найду и башку оторву. Кто его знает, бомжа-то?

Правда была явно неполна.