Пустой человек - стр. 42

Сейчас у богатеев мода пошла, чипы себе в голову втыкать. Денег стоит, как самолет, но зато потом не просто получаешь выдуманного друга наяву, но даже спать с ним можно. Непонятно, зачем это, на ее, Веры, век живых мужиков хватило, один черт под старость их всех и не вспомнить.

Когда она пишет, бумага хрустит под рукой.

Строчки выходят неровные, буквы прыгают, залезают на соседок, словно пытаясь уронить навзничь. Но Вера Ивановна трудится, иногда поглядывая в окно, на застилающие стекло кривые осенние ветки дерева. Доросло, родимое, до ее четвертого этажа. Смогло. Вот и славно! Значит и у нее получится завершить свое письмо.

«Я тебе, Сашка, так скажу: не счастье это. И не любовь. Самообман сплошной. Что денег стало больше, это хорошо. Замечательно. Но какой ценой? Раньше люди развивались – не все, конечно, но многие, – а теперь все технологии ваши сраные решают. Чипы, операции, виртуальная реальность. Она, жизнь, сама по себе странная: учишься одному, занимаешься другим, а результат вообще непредсказуем. Зачем еще усложнять–то?

Бросай ты эту тему, бросай! Никакие операции твоему «Я», густо сваренному из жадности и спеси, не помогут, только хуже людям сделаешь. Знаю, плевать тебе на людей, но о душе подумай. То, что в сети останется после смерти – это ж не ты будешь, тебя Господь приберет, как и всех нас, грешных. А эта твоя бледная копия, вместе с девкой несуществующей – вовсе бесы получаются. От лукавого они.

Зря ты так, Сашка, ой, зря…».

Она поправляет очки и, причмокивая ввалившимся ртом, перечитывает написанное. Вроде как и доходчиво изложила, дельно. Должен понять. Только вот кому она это пишет?

Забыла… Сашка какой–то. Уж не тот ли, что на Механическом начальником цеха был, они еще вместе в Крым летали. Или тот Юра?

Совсем памяти не стало. Совсем. К чему она его вспоминает?

Вера Ивановна тяжело встает и идет к окну рассмотреть, какая она там, осень. Сплетение веток шуршит на ветру, раскачивается, трепещет последними бурыми листками, будто приклеенными к дереву. Как есть сеть, даром что не всемирная.

В мареве и водяной взвеси ноября отчетливо проступают чьи-то морды. Вот мужик лысый, на вид мерзкий, а вот девушка – красивая, не отнять, глазищи зеленые в пол-лица. Но неживая она, кукла. Смотрят на нее, Веру, и думают о чем-то своем, бесы.

А ей пора на кухню, таблетки выпить. От давления, от сердца, для мозга и против тромбов. Все как доктор прописал, дай ему Господи здоровья и детишек хороших.

Каждый из нас – сам по себе, никакая электроника ничего не заменит. Голыми и одинокими мы приходим в этот мир, такими же его и покидаем.

Остальное – мираж все, поверьте старому человеку.

Стол чуть не падал от выставленных на него бутылок. Чего там только ни было! Одной водки пять видов, а ведь еще и вино – девушкам, картонные коробки сока, пластик газировки, пиво упаковками и, почему-то, – кефир.

– Кто собрался праздновать мое новоселье этой дрянью? – закричал с кухни Влад. Высунулся наполовину в комнату, потрясая бутылкой с густым белым содержимым.

Его никто не услышал. Орали подключенные наспех к магнитоле колонки, девушки деловито вытаскивали из Владовых сумок вещи – не то, чтобы помочь, хотя и это тоже – чтобы расчистить немного пространства. И швыряли их то на столик, то в старомодный, но надежный на вид шкаф. Журналы вперемешку с носками, а полка с джинсами украсилась поверх стопки штанин мотком провода.