Пустота Евы - стр. 11

».

Я отложила газету, не могла воспринимать то, что там было написано. Мысли перебивали содержание статьи. В июле я отметила восемнадцать лет со дня своего рождения, и меня отчислили из детского дома. Выдали школьный аттестат, паспорт, сто рублей и, попрощавшись, пожелали удачи в «нелегком пути моего становления как взрослого и самостоятельного человека». По направлению я должна была отправиться в ПТУ и после выпуска стать квалифицированной дояркой, получив комнату в общежитии. Данные перспективы меня не радовали, хотелось чего-то большего, чем снабжать граждан страны свежим молоком. Конечно, я не обесценивала труд доярок и пользу, которую они приносили советскому человеку, но я всегда считала, что мое призвание намного выше.

Своих родителей я почти не помнила, только какие-то обрывки. Эти обрывки в памяти всегда были связаны с любовью, с большой и чистой любовью. От этих воспоминаний исходил свет, тепло. Я представляла, как сижу у папы на коленях, как он что-то шепчет мне на ухо, и я смеюсь, как мама поет колыбельную, а я засыпаю под ее нежный голос, как сестры заплетают мне косы и обсуждают мальчиков из соседних деревень, как братья защищают меня от грозного соседского петуха, который собирался меня клюнуть. Я не помню, было ли так все на самом деле, но я думала, что все это было, или было что-то подобное. Знаю одно: эти воспоминания – единственные светлые, которые были у меня за восемнадцать лет жизни. Потом семья трагически погибла, и я отправилась к злой и противной бабушке, у которой прожила недолго: она умерла от старости. После этого начались мои бесконечные скитания по детским домам. Где-то было лучше, где-то хуже, но везде встречала безразличие взрослых к таким сиротам, как я. Везде был страх, ненависть, тьма. Многое стерлось из памяти. Хорошее могу сказать про детский дом, в котором я прожила последние четыре года. Там мне дали образование, учителя были требовательными, иногда даже жестокими, но я им была благодарна. За четыре года я изучила всю математику, геометрию, химию, физику, биологию, историю и другие предметы, которые учили дети в обычной средней школе. Эти четыре года я почти не общалась со сверстниками, я училась, насыщала себя знаниями, которых недополучила за годы, проведенные в других детских домах. Я вышла за школьную программу и самостоятельно познавала науки, которые изучали в институтах. Всех больше я углублялась в географию, историю. Эти науки позволяли мне выйти за пределы своей комнаты в детском доме. Я могла путешествовать по страницам учебников: представлять себя в высоких горах, или представлять себя зажиточной дворянкой девятнадцатого века.

Было у меня еще одно воспоминание, которое я хранила глубоко в сердце – воспоминание о мальчике по имени Адам. Я с ним познакомилась в другом детском доме, в котором я пребывала до того, как попасть в свой последний. Мальчик был светлым пятном в мире страха, безумия, ужасов, которые были вокруг. Он мне показал, что даже в самом темном месте может зародиться лучик света. И Адам, возможно, сам того не понимая, показал мне это. Если представить самое темное место на планете: бесконечная пустота, страх, ненависть – но даже здесь может зародиться надежда, любовь, свет. Даже здесь можно прийти к свету и хоть на немного вырваться из окружающей пустоты безразличия и ненависти. Я была благодарна этому мальчику: он сохранил мою душу, сохранил смысл моего существования и пребывания на этой земле.