Пусть любить тебя будет больно (пусть меня осудят 2) - стр. 34
Он и был прокаженным – его жена бросила. К другому ушла и сына с собой прихватила. Сергей слышал, как соседки за спиной шептались: «Видать квасил, вот и ушла. Какая баба алкаша потерпит? Молодец девка. Умно поступила».
И не важно, что Новиков не пил раньше никогда, не важно, что пахал, как вол, что обеспечивал её, кормил. Да, она тоже работала, но могла и дома сидеть. Ей же мало было. Всегда мало.
Вы когда-нибудь слышали тишину? Нет, не ту тишину, которая наступает, когда приходит ночь и стихают звуки, а тишину в тех самых стенах, где еще вчера звучал голос вашего ребенка и любимой женщины, куда вы приходили после работы и понимали, что вы дома, и из этого повседневного шумового фона состоит ваше счастье. Вы любили как умели, тащили эту любовь через двенадцатичасовой рабочий день, доверяли той, что спит с вами в одной постели и вдруг поняли – а ведь рядом была совершенно чужая женщина. Она никогда вас не любила, она испытывала к вам жалость и привычку, она симулировала оргазмы и фальшиво интересовалась, как у вас там на работе, она, оказывается, ненавидела ваши привычки, запах и ваши вкусы, и она, блядь, молчала об этом семнадцать лет, а потом встретила кобеля на десять лет младше и променяла вас на другой член, потому что чаще трахал и бабки давал на себя любимую. А вы не у дел. Вы просто жалкий и никчемный идиот, который жил так, как все, и считал, что у него крепкая семья и любящая женщина рядом. Только рядом не было никого. Рядом была чужая, незнакомка, которая вас просто терпела или использовала.
Нет, Сергей не считал, что виновата только она. Если бы это было так, ему было бы намного проще смириться с её уходом. Новиков понимал, что где-то на каком-то этапе он ее потерял. Она выросла из родного слова «НАС» и стала сама по себе, а он так и остался в своем детском замке из песка. В разводе и изменах виноваты оба, и Сергей не заметил тот миг, когда она ушла от него. И ушла не тогда, когда встретила другого. Она ушла тогда, когда впервые подумала о том, что не любит самого Сергея. А любила ли? Кем он был для Оксаны? Просто тем, с кем положено быть. Квартира не такая, машина не той марки, цветок один, вместо трех, и серенад не спел, и не то сказал, и не так посмотрел.
Он прозрел тогда, когда стало уже поздно, посмотрел на нее другими глазами и понял, что безумно любит, а она нет. Уже давно нет, а может и никогда – нет. Она не его. И отпустил. Вот, за что он себя ненавидел – у него не хватило сил удержать. Вернуть. Трусость? Возможно. Скорее гордость. Когда тебя так упорно шлют на хрен и расписывают, насколько хорош другой по сравнению с тобой, убожеством, невольно хочется орать: «Ну и пошла ты к такой-то матери. Давай, вали из моей жизни и захлебнись в своей новой. Подавись ею».
Сергей нажирался как свинья и стоял под её окнами, видел, как она страдает по нему, как изводит себя и угасает, и не понимал – почему тот, а не он? Чем он, блядь, лучше?
И Сергей знал чем – моложе, круче, богаче. Он уползал домой и расшибал стены кулаками, выл и плакал как ребенок. Она вывернула его наизнанку, она вдруг показала ему, какой он на самом деле. Каким она видела его все эти годы.
И это страшно - вдруг осознать, что на самом деле ты мало что из себя представляешь – ты посредственный муж, ты отвратительный любовник, и тебя и не любили никогда.