Пуля для штрафника - стр. 13
– Как куды? – наигранно удивился солдат, накрепко перевязывая перехлест двух бревен. – Так из нее же подводную лодку можно сделать!
В дружном хохоте старшему сержанту ничего не оставалось, как издалека погрозить Попову огромным своим кулачищем.
– Я тебе покажу подводную жись! – проговорил Бондарь. – Тресну раз по ряшке, ты у меня в камбалу превратишься. Зроблю тоби плоскостопие, тильки в районе головы.
– Не, товарищ старший сержант, на это я не согласен, – не унывал Попов. – Хватит того, что у нас в батальоне Вобла имеется…
За судостроительными хлопотами подошло время будить штрафников.
XII
Мероприятие по подъему личного состава отряда оказалось из числа самых трудных. Хата сотрясалась от дружного храпа, и, казалось, саманные стены вот-вот развалятся от воздушных потоков, с шумом вырывавшихся из грудных клеток храпящих штрафников. На крыльце Аникин застал Трошку. Он один не спал, курил самокрутку из самосада, щедро отсыпанного старшиной накануне.
– Будить пора товарищей твоих, Трофим, – сказал Андрей. Но сержант не торопился. Аникин, понимая, чего для того стоят эти минуты, тоже остановился.
– Что, Трофим, сон так и не пришел?
– Эх, старшина, – проговорил Нелядов. – Не охота ночку эту на сон тратить…
Голос его прозвучал как-то незнакомо. Не было в нем ни балагурства, ни гонористости. И особенно слово «эту»… Так он его произнес, с таким смакованием, точно прощался с этим миром.
– Из Твери я, – вдруг произнес он. – Жена и детишки есть. Двое: Стасик и Верочка. И мамка больная. Писем от них полгода нет. А сам я из пехоты в штрафные попал. Затосковал по своим, напился первача, и гаду одному при погонах попал на глаза. Слово за слово, он меня трибуналом стращать, ну я и усугубил это дело, расквасив его сытую штабную рожу. Вот так вот.
Как-то серьезно-серьезно проговаривал он эти слова, точно в них заключалась вся жизнь его и еще что-то самое важное, от чего зависело все его будущее. Андрей тоже закурил.
– А я думал, ты из этих, из лагерей, – произнес Аникин.
– Да ну? – почему-то усмехнулся Трошка. – Да уж, с кем поведешься, того и наберешься… А вообще-то по малолетке в районе меня уважали. Если б мамка вовремя не отдала в ремесленное училище, точно куковал бы сейчас где-нибудь на нарах. Дружки у меня были – ух! Сорви и выкинь. Вон как Яшка. – Нелядов кивнул головой в сторону хаты, из окон которой гремел непрерывный храп. – Этот перо тебе сунет между ребер и глазом не моргнет. Ему и двадцати пяти нет, а дважды сидел, за разбои и грабежи, с тяжкими телесными. Так-то… Хех…
Трошка вдруг усмехнулся каким-то своим мыслям.
– Интересно как-то получается, командир. Я вот тут, на крылечке, вспоминал всего из житухи своей. И с Нюрой, это жена моя, вроде жили нормально, и детишки… А я все по красивой жизни тосковал. Все жалел, что на этот чертов завод подался. Дружки меня все подбивали: «Давай, мол, с нами, на дело. Жизнь, говорили, копейка, и живи ее так, чтоб не было мучительно больно». Начитанные, черти. Их потом всех посадили.
А сейчас вот думаю: ну загремел бы в тюрягу, дали бы срок. А там, глядишь, и в штрафную вышла бы оказия, для желающих, так сказать, искупить кровью. Это выходит, я бы все равно сюда попал, и мы бы с тобой все одно табачок курили накануне переправы? Рассуди, командир. Так выходит?