Прыжок за мечтой - стр. 25
Голоса затихли. Костик не ощущал головной боли. Немного побаливала грудь, перетянутая бинтами.
– Очнулся, родненький, – всплеснула руками женщина лет сорока. – Как себя чувствуешь? Болит где? Водички дать?
При слове вода Костика передёрнуло, он попытался сказать дать и не смог. И кивнуть не смог. Жажда напомнила о себе сразу.
– Ты моргни, – сказала она, приподымая голову Костика над подушкой. – Я пойму.
Живительная тёплая влага протекла по языку, нёбу, пищеводу. Какой же сладкой была эта простая вода. Зубы стучали о край алюминиевой кружки. И такой родной казалась медсестра с ранними морщинами на лице. Вокруг всё затихло как по волшебству. И сейчас была только она и Костик пьющий воду.
– Я тебя ещё бульончиком накормлю чуть попозже, а то вон как исхудал, кожа да кости. Тебе сейчас сил надо набираться. Очнулся, значит, пошёл на поправку. А сейчас отдыхай, сынок, отдыхай. Сон – лучшее лекарство.
Костик с благодарностью посмотрел на неё. Она чем-то напоминала маму. Сердце опять защемило. И всколыхнулась память. Полетели картинки детства. Родители, друзья, школа…
Кто-то влажной губкой протирал ему лицо. Костик и проснулся от этого. Перед ним стояла знакомая медсестра и улыбалась. Даже морщинки на лице разгладились.
– Костя, Константин, – красивое имя, проговорила она. – Можно я тебя буду звать Костик?
Костика словно током ударило. Его имя прозвучало так, словно к нему обратилась мама.
– Если не хочешь, то не буду так называть, – поспешила сказать медсестра. – Могу называть Костиком? Закрой и открой глаза.
Костик сделал как она просила.
– Вот и хорошо. А меня зовут Елизавета Фёдоровна. Покушаем бульончик? Я вот тебе принесла. Надо, Костик, кушать. Надо. Скорее на ноги встанешь. Когда уже эта война проклятущая закончится?
Она усталым движением руки убрала под косынку выбившийся локон и глубоко вздохнула. В глазах блеснула слеза.
– Давай покушаем. Открывай ротик. Вот и молодец!
Костик смотрел на Елизавету Фёдоровну, и она ему казалась сейчас самым близким человеком.
Бульончик немного насытил Костика, по телу разлилась усталость и немного притупила боль в груди.
– Поспи, сынок. Поспи, – послышались слова Елизаветы Фёдоровны, только глаза Костика уже и сами собой закрывались…
Пробуждение принесло боль и тоску. За то короткое время, что Костик провёл в теле восемнадцатилетнего парня, юношеский задор постепенно сменился рассудительностью. Что повлияло? Скорее всё вместе. И военные события, и перенос в прошлое, и неожиданное взросление на три года, и иной быт, чем во времена Костика. Его удивляло то, что люди всё делали сами своими руками и никаких гасторбайтеров. Дом своими руками, мебель своими руками. Пусть не изысканная, не модная по понятиям Костика, но крепкая, из дерева, а не из прессованных опилок.
– Проснулся, малец? – перед глазами выросло небритое лицо человека в однотонной пижаме. – А я смотрю, глаза открыты. Может надо чего? Воды? Глазами моргай, если надо. Мне не тяжело, напою. Руки на месте, что не сказать о ноге. Ступню оторвало напрочь. Срезало осколком. Оттанцевался. Я ведь танцевать любил. И даже выступал на сцене. А теперь вон оно как. Ты не куришь?
Костик чуть заметно отклонил голову в сторону.
– А я вот бросил перед войной, а теперь опять дымлю. Ну, давай, не скучай. Пойду с ребятами покурю.