Провокация: Театр Игоря Вацетиса - стр. 14

Центром внимания Лаймы Борисовны было сейчас зеркало, через него коридор полулюксов и пара любителей бронзы. Но боковым зрением Граупиньш не упускала и два других коридора. И еще краешком глаза захватывала парадную лестницу.

Обстановка на 16:28 была следующая: двое из номера 317 (спецброня 4) отцепились от голой с лампой и тронулись к столу Лаймы Борисовны, то есть – к выходу. Из 317-го появился третий в синем блейзере и пошел вслед за ними. Услышав шаги, блондин в светлом костюме резко развернулся и двинулся на блейзера. Видимо, что-то сказал, и блейзер дал задний ход, убыстряя шаг. Оба скрылись в спецброне 4. Темный же костюм шел, не меняя курса, – прямо к столу Латышского Стрелка, понуро глядя себе под ноги.

В это время в коридоре одиночных номеров из 359-го появилась владелица номера Виолетта Трахова, длинноногая блондинка из кордебалета на льду с постоянной пропиской в Симферополе. Чуть сзади нее шел, развязно выбрасывая ноги в стороны, одетый во все заграничное, но мятое небритый нахальный мужчина с сигаретой, подрагивающей в толстых губах полураскрытого рта (вошел в 359-й минут сорок назад). У небритого все было полураскрыто – рот, глаза, ширинка и молния на сумочке, болтающейся в руке.

По коридору двойных номеров двигалась группа финнов, но они не интересовали Латышского Стрелка. Финны занимались обычным делом – несли двух своих, допившихся до полного воспарения над действительностью. Финны тихонько и почти без акцента пели: «Жилл-билл у бабушки / сэрэнки козлик. / Водка! Водка! / Сэренки козлик!»

В зеркале – в самом конце коридора – опять появился Светлый Костюм из 317-го, а Темный Костюм уже подходил к ее столу, по-прежнему глядя под ноги.

Кордебалет из Симферополя и толстогубый нахал (Лайма Борисовна позавчера уже выставляла его из 359-го после двенадцати ночи) подошли к ее столу одновременно с темным костюмом, но с противоположной стороны.

Глаза Лаймы Борисовны разбежались в буквальном смысле слова, потому что произошло сразу несколько событий – и в зеркале, и в холле, и в коридоре двойных номеров.

Темный Костюм поднял голову, увидел толстогубого с сигаретой, дернулся, как от удара током, и застыл. Волосы на голове слегка приподнялись.

Толстогубый, наткнувшись глазами на Темный Костюм, тоже остановился. Не изменив нахального выражения полуприкрытых припухших глаз и не вынимая сигареты изо рта, пророкотал сипло:

– Ах ты тихарь! Ах ты бабник! Накрыли мы тебя, Мишок!

В этот момент финны уронили одного из отключенных от действительности и сами попадали вслед за ним, поочередно ударяясь ногами и головами в дверь номера 336.

Дверь 336-го в ту же секунду открылась, и на пороге появился пенсионер из ФРГ Гюнтер Блауц, в нижнем белье и в очках (поселился в понедельник, очень нервный насчет шума).

В тот же момент Светлый Костюм в зеркале сделал резкий шаг вправо, развернулся и прилип к окну, так что лица не было видно.

Корсунский шел за Виолеттой, смотрел на ее бронзовые плечи и думал о том, что, пожалуй, слишком он с ней выматывается и хорошо бы сегодня не тянуть волынку до ночи, а сорваться одному на дачу, покупаться, а может, и поработать… а может, забежать к Нателле, которую давно уже не видел… а может, просто расписать пульку с соседями и выпить, наконец, водки без ресторанной наценки. Они приближались к столу дежурной. За столом сидела с совершенно почему-то скосившимися глазами старая сволочь (позавчера она скандально вышибала Корсунского в полпервого ночи от Виолетты, даже червонец не подействовал, а позавчера Корсунского еще не тянуло от Виолетты на дачу). Корсунский отвел глаза от перекошенной старухи и прямо перед собой увидел того, кого никак не могло быть здесь, – Мишку Фесенко. Мишку, который после рождения дочки вообще никуда не ходит, только из дома в институт, из института домой. Мишка Фесенко стоял неподвижно и был сильно похож на собственную статую. Статуя была сработана топорно и с ненужным натурализмом – этот жуткий костюмчик, аляповатая разноцветность лица, эти крупные, с голубиное яйцо, капли пота на лбу, этот ужас в глазах.