Провинциалы. Книга 5. Время понимать - стр. 26
Хотя какие могут быть оправдания, когда речь идет о другом человеке, о другой душе… За то, что заняты были собой, их поколению и нести крест вины перед собственными детьми…
Но не только вина перед детьми заставляет нас не жалеть время на внуков. На самом деле мы вновь пытаемся прожить собственные рождение, детство, юность… И даже зрелость многим дано повторить. Вот только старость проживается каждым всего один раз…
…Эк тебя занесло, Александр Иванович…
Девица все еще говорила по телефону, у нее, наверное, немало тех, кому она должна была сообщить новость.
Все так же накатывал и обтекал их ревущий спешащий вал.
Ничего более не оставалось, как вспоминать прошлое…
Черное и белое
Желаемое, если оно не надуманное, конечно, сбывается. Но вот у каждого в свой срок. У кого-то – не успеет и пожелать, а у кого-то уже и забудет, да вдруг – нате вам… У Жовнера (он это заметил, когда перевалил свои полвека) желаемое сбывалось всегда со значительным запозданием. И приходило не тогда, когда он страстно этого хотел, страдая и торопя время, а когда остывал, успокаивался и готов был принять некогда желаемое, как радующее, но уже не вызывающее хвастливой гордости событие.
Первую книжку он хотел издать в Красноярске к своему тридцатилетию, как раз, как он считал, сложилась вполне приличная. Но не получилось. Когда стал участником Всесоюзного совещания молодых писателей СССР (где встретился с Баяром Согжитовым: надо же, двое из Иркутского политеха, из «Хвоста Пегаса» на таком форуме!) и его рукопись была рекомендована и в журнал, и в издательство, казалось, желаемое осуществилось… Вот они – публикации, книжка – и он член Союза писателей. У Баяра действительно скоро вышел сборник стихов, и он реализовал свою мечту, став членом творческого союза, а у Жовнера все не складывалось.
Наконец не в столичном – в краевом издательстве вышла первая долгожданная книжка, но уже началась перестройка, перемены, появились иные манящие ориентиры. Жизнь стала походить на увлекательный роман, ее гораздо интереснее было проживать, чем сочинять, и он жил, и совсем не тянуло к письменному столу…
Думал, никогда больше и не потянет, но ошибся. Когда новизна событий, отношений, ценностей, привнесенных из капиталистического загнивающего, но пока не загнившего Запада, невиданное при социализме изобилие товаров перестали кружить голову, вновь стало интересно сводить разрозненные впечатления, находить тайную и истинную логику перемен. Но теперь остались в прошлом не только рецензенты, редакторы, цензоры и гонорары, теперь он сам мог издавать свои книги, не думая, понравятся ли они еще кому-то, кроме него. И он издал, не ожидая поощрения и славы, но члены урезанной и утратившей привилегии и свою привлекательную недоступность, но все же сохранившейся писательской организации стали убеждать его в необходимости вступления в свой профсоюз, все еще веря, что вернется его былая мощь.
Он задал тогда немыслимый прежде вопрос: а зачем ему красная корочка этой организации?.. В Советском Союзе удостоверение члена Союза писателей СССР давало немало материальных благ. Прежде всего, возможность регулярно выпускать книги, получать гонорар за них и выступления выше, чем у не членов Союза. Кроме того, оно давало право отдыхать на творческих дачах, включая знаменитое Переделкино, и в санаториях, принадлежащих писателям. Член союза к тому же имел право на дополнительную (для рабочего кабинета) жилплощадь.