Провинциалы. Книга 5. Время понимать - стр. 13
Правда, постепенно этот ее тайный праздник становился все менее и менее радостным и наконец стал днем печали: на исторической сцене появился медведеподобный, грубый и наглый, предавший идеи коммунизма Ельцин, выросший где-то на окраине страны. Ей было по-женски жалко и вдруг растерявшегося земляка, и расстроенную Раису, которую она помнила совсем другой – уверенной, самодостаточной, счастливой, какой может быть только любимая и любящая женщина.
Этот уральский увалень и грубиян, невесть каким образом попавший в Москву и фактически, как она считала, предавший своих товарищей, упразднил партию, лишил ее любимого дела, должности, уважения, ей пришлось ходить в подчинении тех, кто еще совсем недавно боялся зайти к ней в кабинет. И когда бывший коллега предложил помочь ему на выборах, с маленькой надеждой на победу, она какое-то время колебалась, преодолевая в себе нежелание пусть и опосредованно, но все же содействовать нововведениям разгульного президента. Но потом решила, что Москва все же далеко, а за край надо бороться, выдернуть его из рук демократической своры. И когда они, неожиданно для себя, выиграли выборы, она уже без колебаний приняла предложение стать заместителем губернатора, взявшись исправлять то, что нагородил занимавший этот кабинет до нее демократ и карьерист Красавин…
…В списке записавшихся в этот день на прием был главный редактор частного журнала Жовнер. Может быть, в комсомольскую бытность она и сталкивалась с ним, тот работал в восьмидесятые годы уже прошлого века в комсомольской газете, но скорее всего не часто, потому что эта фамилия ей ничего не говорила. Вопрос, по которому тот записался на прием, был в ее компетенции, он просил содействия по распространению литературного журнала, который начал издавать. Она просмотрела несколько первых номеров, журнал показался ей интересным, решила, что помочь надо, литературу она любила, а к писателям относилась с уважением. Но на всякий случай попросила помощника собрать информацию о Жовнере и изложить свое или какого-нибудь авторитетного специалиста, профессора, преподавателя вуза мнение о журнале.
Эти две странички, на одной – мнение о журнале, на другой – справка о Жовнере – лежали перед ней на столе, она так и не успела прочесть их перед приемом и теперь, раздражаясь от стоящей в кабинете духоты, от того, что этот день выслушивания жалоб только начинается, от необходимости тратить время на мелочи в ущерб делам действительно неотложным и важным (хотела объехать детские лагеря отдыха, проверить подчиненных, сигналы нехорошие поступили, да и губернатор просил), взглянув на стоящего напротив с перекинутым через руку пиджаком (тоже, видно, вспотел) просителя, предложила ему сесть и побежала глазами по справке, не особенно вдумываясь, и вдруг остановилась, перечитала…
Оказывается товарищ-господин Жовнер из демократов… И друг-соратник господина Красавина… Страну помогал разваливать…
Опять вернулась к началу и теперь уже стала читать более внимательно…
И в советское время был этот господин уже неблагонадежным, находился под присмотром КГБ (все-таки отменный у нее помощник, раскопал), значит, враг давний и сознательный… А теперь он вот журнал издает, будет детей учить…
Мнение о журнале, изложенное на другом листке, в целом было неплохим, все в произведениях выдержано в традициях советской литературы, авторы известные в крае, но в большом историческом романе, который был главной публикацией первых номеров, «есть несколько страниц описания довольно откровенных любовных, эротических сцен». Помощник выводов никаких не делал, но строчку эту на всякий случай подчеркнул красным карандашом.