Размер шрифта
-
+

Провинциальный апокалипсис - стр. 39

– Какую?

– Не надо было прошлую историю в гоголевском виде представлять. Это наша главная ошибка. Её только один человек заметил и начал исправлять, но вы и его отравили.

– Ты это про кого?

– Про Сталина, разумеется.

– Мы его отравили?

– И вы тоже.

– Да-а…

– Не дакай, а слушай, что тебе старшие говорят. Китайцы, между прочим, до сих пор такой линии придерживаются. Да все, кроме нас.

– А мне думается, Гоголь сделал доброе дело, только истолковали его заинтересованные люди неправильно.

– И в чём же это доброе дело?

– В том, что над недостатками можно только смеяться, а не клеймить и жечь, как делали и до и после него, в том числе и вы. Не зря же Пушкин сказал, прочитав первые главы «Мертвых душ», как скучна наша Россия. У него самого она не такая, ты прав. У Пушкина она светлая.

– Она светлая и есть, – подхватил отец. – Горькая она только у вас. И в этом Розанов прав. Россия прогоркла в вашем Сладчайшем Иисусе. Не мир, а только одна Россия.

– Не согласен.

– Это на каком же основании? Не ты ли говорил, что у вас полно таких, которые тем только и живут, что войны предсказывают, а когда они не случаются, утешают себя тем, что это они отмолили. Было такое? Бы-ыло! Показывают тут одного деятеля. Сначала демократией занимался, а потом свою семью в деревню утащил и ещё три таких же ненормальных сманил. Я не против, но почему сразу – пуп земли? Вот оно ваше воспитание!

В этом была доля истины. Желание затвориться от мира, а точнее от его соблазнов, особенно было выражено именно в нашем народе до сего дня. Отец видел в этом раздвоение личности, а точнее сознания. Считал, что по этой причине («что мы в массе своей духовная нация, во плоти чуть-чуть») ничего у нас и не получается в государственном строительстве, хотя и уверял, что у них всё-таки кое-что получилось. «И получилось именно потому, что в первую очередь от вас отреклись, как от старого мира. Иначе бы воз и ныне там был». Когда же я возразил, что, может быть, всё-таки дело не в нас, с абсолютной убеждённостью заявил: «В вас. И все, кроме вас, это давно уже поняли». – «Стало быть, ты считаешь, ничего разумного на религиозных основаниях построить на земле невозможно?» – «Совершенно верно, – и прибавил, чего я от него никак не ожидал: – Разве что царство Антихриста».

Но вернёмся к разговору на кухне.

– Хватит об этом, – сказал отец. – Давай о деле. Говори, что произошло, чего выездил – мы только по телевизору видели. Внятно, аргументированно, без соплей.

Я рассказал как можно подробнее и всё-таки не утерпел заметить в конце:

– Стоял сейчас у театра, вспоминал наши концерты. А потом как познакомился с Катей. Как будто в другой жизни было.

– Это верно, – вздохнул отец. – И Катюшу действительно жаль. Такая девчонка была! Не думай, не потому, что пятерых родила, а потому, что такому оболтусу досталась.

– Ну конечно! Ты бы из неё маму вылепил!

– И чего же это он из меня вылепил? – подала голос всё это время молчавшая мама, сидевшая с нами всего лишь за компанию за столом.

– Я же сказал: ма-аму! – И, как самый почтенный сын, поцеловал ей руку.

– Ой, хитре-эц!

– Ну, Карчак с Треушниковым, если что пообещают, сделают, ты по этому поводу что думаешь, что собираешься дальше предпринять? – спросил отец, внимания не обратив на мои слова и на мой поступок.

Страница 39