Провинциальная Мадонна - стр. 9
Первой в круг выскочила лихая Тамарка, Наташкина одноклассница, взмахнула выбеленными перекисью кудрями:
Мама улыбнулась, кивнула одобрительно. Хорошая частушка, душевная и всем приличиям соответствует. Молодец Виолетта, наверняка сама сочиняла. Если все частушки в таком духе – можно и расслабиться.
Вслед за Тамаркой частушечное приличие подхватила приятная во всех культурных отношениях Галина Семеновна, сестра директора фабрики, орденоносца Владимира Семеновича Чепикова:
В кругу хлопали вяло, скучновато. На лицах были улыбки, но скомканные какие-то, будто от неловкости.
– Нет, что за народ, – проговорила мама тихо, устало, – все им пошлую частушечную матерность подавай, никакой культуры…
Махнула рукой, пошла в дом – пора торты из погреба доставать, накрывать столы к чаепитию. И вдруг остановилась…
Ах, сволочь Тамарка… Нет, ну что за народ, на минуту отойти нельзя!
– Тамара! – крикнули они с Виолеттой возмущенно почти в унисон. И переглянулись, в смятении замолчав.
– А чего такого-то! – запыхавшись, девушка кинула со лба белую челку. – Чего трясетесь, все вам по правилам да по приличиям надо… Все, Татьяна Иванна, кончились ваши приличия! Теперь можно что хочешь говорить! Тем более – частушки петь!
– Ну, тогда бы уж лучше матерные пела… А то – кооператив… Захапаю, главное… Ты не забывай, на чьей свадьбе-то гуляешь…
– Ой, да ну вас! Что, отчет о свадьбе будете в райком писать? И чего я такого спела? Будто для всех большой секрет, что в кооперативах нормальные деньги зарабатывают, а мы на фабрике гроши получаем!
– А ты не ори, не на митинге. Да и там особо не болтай всякие глупости. Сегодня, может, и гласность, и кооперативы, а завтра один бог знает чего будет… И вообще, давайте уже пейте чай да расходитесь, молодым покой дать пора…
– Это кто ж молодой? Ваша Наташка, что ли? – уже несло обиженную Тамарку. – Рады небось, что дочку-перестарка замуж сбагрили?
– А ты не завидуй, Тамара. Завидовать нехорошо. Ничего, и на твоей улице когда-нибудь праздник будет.
Все застыли в неловком молчании, ожидая Тамаркиного ответа. Она стояла бледная, злая, теребила легкий шифоновый шарф на груди, собиралась с духом. Но, видно, так и не собралась. Лишь оглянулась на притихших молодых, махнула рукой и медленно пошла к распахнутой настежь калитке. Надя с жалостью смотрела ей вслед – она любила лихую Наташкину школьную подружку. По крайней мере, всегда доброй была. Помнится, с ней, маленькой, возилась, с рук не спускала. А папа смотрел на Тамарку и говорил: «Хорошей матерью будешь, замуж поскорее бы выскочить…»
– Надь… Надька… – послышался откуда-то из-за спины сдавленный знакомый голосок.
Обернулась – так и есть, Машка со Светкой за изгородью стоят, подзывают к себе воровато.
– Надьк, иди сюда…
– Чего вам, девчонки?
– А принеси чего-нибудь вкусненького, а?
– Ладно. Конфет хотите?
– Давай! И колбаски еще захвати, и сыру, который с дырками. Только смотри, чтоб мамка не увидела!