Проверка моей невиновности - стр. 22
– Серьезно? Эта женщина считает, что возможность заказывать по интернету такси и доставку еды компенсирует то, что нам оставили расхераченную политическую систему и расхераченную планету?
– Судя по всему, да, – сказал Кристофер. – Именно так она и считает.
– Она считает, что мы чувствуем себя свободными, потому что нам известно, что прежде, чем мы сможем позволить себе сраную крошечную квартирку, пройдет пятнадцать лет?
– Похоже на то.
– И что мы испорчены выбором, потому что каждые пять лет нам перепадает выбрать между двумя политическими партиями, одна из которых самую чуточку менее правая, чем другая?
– Эй, – сказал Кристофер, вскидывая ладони и изображая капитуляцию. – Меня-то ни в чем из этого не вини.
– Ну, кроме тебя, тут никого другого, Крис. Кому-то же надо принять вину на себя. Я считаю, на самом деле это лишь вопрос времени, когда бумеры осознают, что о них думают зумеры.
– И что же, как тебе кажется? – спросила Джоанна с ее обычной тихой горячностью.
– Окей… Конечно, я вас лично в виду не имею, – сказала Рашида. – Но сводится к тому… По сути, все сводится к тому, что мы не понимаем. Мы не понимаем, почему ваше поколение нас так люто ненавидит. Что мы такого сделали, чтобы вас достать? Все эти люди, что голосовали за нее, всем за шестьдесят и семьдесят, так ведь? Стареющие тори, у которых по два-три дома, никакой ипотеки и славные увесистые пенсии. Почему же они проголосовали вот так? Просто чтобы наказать тех, кто моложе? Брекзита не хватило, что ли, когда у них отняли возможность жить по всей Европе? Ага, давай, раздави эту мечту, крошка. Или в Штатах – засадим им Трампа, пусть сосут четыре года. Будут знать свое место – с этой их жизнью, полной возможностей, с их красотой и здоровьем, с их фантастической сексуальностью. – Она заметила у всех на лицах удивление. – Да, ну конечно же, как раз этому они и завидуют. Вот это их заедает. Они прожили свои жалкие безрадостные жизни, и никакие деньги не смогли восполнить им это чувство… крушения надежд. Разочарования от всего этого.
За этим пылким монологом последовала долгая тишина. Красноречие ее новой подруги, ее бесстрашие в том, как она адресовала все свои замечания как раз той публике, которая и была во всем повинна, сразили Прим. У Джоанны вид был пристыженный, она уставилась к себе в тарелку. Эндрю это все, казалось, в первую очередь развлекало, но со своим мнением он выступить не решился. Вместо этого обратился к Кристоферу:
– А ты что скажешь на это? Она по делу говорит, кажется?
Гость ответил с характерной для него отрепетированной улыбкой. Ничто, казалось, не пронимает его слишком уж глубоко.
– Как обычно, – проговорил он, – у моей дочери радикальное мнение, и она предлагает его в своей неподражаемой манере. Если ее поколение так чувствует, что нам поделать? Будет ли Лиз Трасс тем пыточным инструментом, который старичье решит применить к молодежи, или нет, утверждать рановато. Одно, впрочем, несомненно. Завтра она станет премьер-министром, а это значит, что завтра… – И далее прозвучала фраза, которую Прим запомнит, и фраза эта неотвязно пребудет с ней еще много недель: – Завтра станет днем окончательного отрыва Британии от реальности. Завтра реальная жизнь кончится и начнется фантазия.