Просто вспомни обо мне… - стр. 28
Во всем истомившемся теле ожили воспоминания о текучих струях, что жмутся к шкуре, лаская и взбадривая. Она готова была проводить у реки долгие часы и плавать, загребая широкими лапами, и жадно лакать, погружая в воду только кончик шершавого языка. А выйдя на сушу, встряхнуться всем телом, распахнув над собой водяной веер, и на миг залюбоваться, как радостно солнце вспыхивает в каждой капле.
Но здесь водоема не было и не могло быть, ведь голубой цвет неуместен в царстве огня. Красный круг арены, как при цепной реакции, раскололся на множество бегущих друг за другом оранжевых кружков. Вновь со страхом взглянув в самый центр одного из них, она с изумлением увидела саму себя – неуклюже корчившуюся на тумбе и рычавшую от ужаса. И сама же себе она кричала какое-то нелепое слово «Ап!», в котором заключалось столько холодного безразличия, что казалось, это передергивают затвором прямо у нее над ухом. Даже огонь бледнел, поглощая этот звук, и становился желтым.
– Что это? – жалобно воскликнула она.
И голос невидимого Данила тотчас пояснил:
– Оранжевая полоса переходит в желтую так незаметно. Сегодня командуешь ты, завтра – тобой. Желания повелевать и покоряться на самом деле неразрывны, как сросшиеся близнецы. Самый жестокий хозяин – вчерашний раб, это история уже не раз доказала.
Даша нетерпеливо перебила:
– Как это все происходит? Ты знаешь? Объясни же мне, почему я это вижу?
На этот раз голос прозвучал задумчиво:
– Наверное, такие ассоциации родились у тебя, когда ты решила, что я пытаюсь диктовать тебе условия. Это все заключено в тебе, понимаешь?
– Нет. Это слишком сложно для меня, господин Фрейд.
– Господин Фрейд утверждал, что разум человека подобен айсбергу: над поверхностью – лишь седьмая его часть.
– Почему именно седьмая?
Его смех разнесся веселой октавой:
– Наверное, виден лишь один из цветов радуги.
– И какой же? Я не помню порядка…
– Ну, как же! – воскликнул Данил с упреком. – Разве ты не учила в детстве: «Каждый охотник желает знать…»
Даша опередила его:
– Фиолетовый!
– Это уровень философских идей, – важно пояснил он.
Без сожаления рассмеявшись, она махнула рукой, продолжая глазами отыскивать его в пустоте:
– О, до него мне уж точно не добраться! От философии меня тянет в сон. В институте я еле-еле на троечку натянула… Данил, я не могу так разговаривать! Я должна тебя видеть.
– А кто тебе мешает? Представь меня.
Попытавшись сосредоточиться, Даша стянула всю свою фантазию в одну точку, и получилась остренькая блестящая пирамидка. Не слишком большая, но с ярким носиком грифеля на конце. Словно волшебный карандаш, сказку о котором Даша читала в детстве (вот только название начисто забылось!), пирамидка живо заплясала внутри одного из охваченных пламенем кругов, и между обжигающими языками стали прорисовываться черты Данила.
– Почему ты рыжий? – взвизгнула Даша от смеха.
– Здесь все рыжие, – невозмутимо ответил он. – Ты, думаешь, какая?
– Тоже рыжая? – не поверила она.
– Вылитый апельсин! Нет, скорее маленькая новогодняя мандаринка…
– Ничего себе, нашел маленькую! Ненамного я и меньше тебя. И совсем даже не круглая.
Он вдруг тихо спросил:
– Тебе тоже хочется казаться больше того, что ты есть на самом деле? Все вы такие… Взрослые. Они думают, будто дети не знают, что такое настоящий страх! И как ненавидишь того, кто заставляет пройти через этот страх… Ты тоже водила своего сына в цирк! Давай же прыгай сквозь огонь, как делали тигры, чтобы оправдать ваши затраты на билет! Ты же хотела меня? Так иди ко мне.