Прошлогоднее Рождество. Следствие ведёт Рязанцева - стр. 10
– Тебе что надо?
– А тебе?
– Я… я… я мать. А эта дрянь отравила моего сына! – Татьяна Валерьевна грохнулась на кушетку рядом с невесткой и процедила сквозь зубы: – Тварь! Ничего не получишь. Ничего! Всё Лёне перепишу.
Лана закрыла лицо руками и согнулась пополам. Долго сдерживаемые слёзы вырвались глухим стоном.
– Ничего ни тебе, ни твоему выродку…
– Перестаньте! – сквозь пальцы прошептала Лана.
– Тварь! Тварь! Думала, я не знаю. Я всё знаю. Андрей мне всё рассказал.
При этих словах ботаник в запотевших очках отступил на шаг назад и густо покраснел.
– Андрей?! – Лана подняла заплаканное лицо и с интересом посмотрела на деверя.
Толстяк снял запотевшие очки и принялся тереть окуляры о пухлую ладонь. Чувствуя на себе сверлящий взгляд, он неуклюже перевалился с ноги на ногу и развернулся к невестке спиной.
– Ну, я пошла, что ли? – Санитарка грозно посмотрела на сидящих на кушетке плечом к плечу женщин, подхватила ведро и направилась к выходу.
В кармане Ланы нервно завибрировал телефон, одновременно с этим распахнулась деревянная дверь реанимационного отделения, и на пороге показался врач.
Во время отбора в мединститут мало кто задумывается, а скорее всего и вовсе никто не задумывается над тем, какое значение имеет лицо будущего врача. Наверное, это правильно, но… Лицо доктора – это первое, на что обращают внимание ожидающие приговор родственники больного. Для них оно – ответ на вполне закономерный вопрос, который страшно произнести, страшно даже сформулировать. И в лучшем случае они выдавливают из себя «ну что?», в худшем – просто глядят с бессмысленной мольбой. Врачи – они вторые после Бога.
Лицо Скавронского Бронислава Викторовича было и не лицо вовсе, а так, неудачная детская поделка, на которую психанули и выкинули. Не доделали и оставили. Это отвлекало. Обе женщины замерли, будто выбило фазу, позабыв, зачем они здесь.
– Промыли. Стало чуть лучше, пришёл в себя, но тяжёлый… Тяжелый.
– Можно к нему? – первой опомнилась Лана.
– Вы кто? – уточнил врач.
– Жена. – Лана дёрнулась в сторону двери.
– Куда… – завизжала в спину свекровь и схватила невестку за подол полушубка. – Не пускайте её доктор… Это она… Она отравила… А я – мать… Я пойду.
– Никто никуда не пойдёт, – строго предупредил Скавронский. – Нельзя к нему, говорю же – тяжёлый. Домой идите, – скупо резюмировал доктор.
Лана поймала себя на желании взять в руки похожее на биомассу лицо врача и слепить его по-новому.
– Весёлое Рождество выдалось, всю ночь отравленных везут, – пробубнило, отворачиваясь, несимметричное лицо. Врач скрылся за дверью.
Бывают минуты, когда ты как бы подвисаешь в плоскости отсутствия чувств, обязательств, решений, сомнений и войн. Жизнь течёт, но мимо тебя. И всё, что приходит в голову – собраться и уйти или уехать в путешествие. И лучше всего в путешествие во времени. Говорят, машина времени почти реальна, надо только отыскать сапфиры к её двигателю и расчистить торсионные поля для разбега.
– Чего стала? – тяжёлый кулак впечатался Лане в спину. – Врач ясно сказал, чтоб ты шла отсюда.
– Он нам всем сказал. – Не дожидаясь ответа, Лана выбежала из фойе.
Серое, ещё не до конца проснувшееся утро встретило её на пороге больницы колючими снежинками, которые врезались в лицо с хладнокровием акупунктурщика. Взгляд неожиданно упёрся в тесно прижатые друг к другу знакомые фигуры.