Прошедшее время несовершенного вида… и не только - стр. 5

Бабушка улыбалась, с места не двигалась.

И не отвечала.

В пятилетнем возрасте мама пережила еврейский погром в Ельце.

Из окна своего убежища она видела, как казак потребовал у ее тетки золотое кольцо с руки.

Кольцо туго сидело.

Не желая ждать, казак, сверкнув шашкой, отрубил палец.

Вспоминая, мама волновалась и плакала.

Папа в праздники и в дни рождений патриархально собирал родственников.

Мама на следующий день рассказывала кому-нибудь по телефону:

– Были только свои. Человек сорок.

Появлялись мои бабушки и тетки с накрашенными губами, в шелковых платьях с брошками.

Приезжала из Малаховки тетя Муся и, умиляясь, норовила больно по-еврейски выкрутить мне щеку. Я спасался от нее в дальних углах квартиры.

Как в детстве, так и когда мне было уже лет за тридцать, Муся не забывала спросить:

– Гриша, ты все еще рисуешь?

Бывали: сумасшедшая тетя Бэлла с лицом короля Лира и седым «мелким бесом» на голове; коллекционер марок дядя Давид; непутевый адвокат дядя Йоська; честный морской офицер дядя Боря, любивший принципиально поговорить об искусстве.

За дверью слышались мелкие шаркающие шажки прибывающей на больных ногах малюсенькой тети Розы – младшей бабушкиной сестры.

Наведывалась из Ленинграда моя любимая тетя Ханна, и так до бесконечности.

Дедушка Иосиф зачитывал специально к случаю написанные стихи.

Отец тамадой восседал во главе стола. Вспоминали небесную красоту тети Сарры, которую, по общему мнению, можно было бы «за деньги показывать в Израиле».

Родственники, бывало, любили – к моему ужасу – спеть что-нибудь на идиш.

В юности я не любил эти вечера.

Стесняясь местечковости гостей, не чувствовал с ними ничего общего и норовил смыться из дома.

Позже с удовольствием бывал на этих собраниях «осколков еврейской Помпеи».

Общего так и не появилось. Но я стал взрослым, и меня заинтересовала сама «Помпея».

Я оказался в роли этнографа-исследователя.

Когда моя жена впервые пришла на очередной родственный «шабаш», тетя Дора, узнав, сколько ей лет, воскликнула:

– Вы что, все это время в холодильнике пролежали?

Когда я обратился к тете Розе с предложением написать ее портрет, она сказала:

– Ты не думай, что я такая дура и соглашусь.

Одним летом мы снимали дачу в Кратово.

В том же доме жила полная девочка Софа. К нам на участок приходил играть рыжий мальчик по имени Исак.

Однажды Софа отвела меня в сторону и сказала:

– На свете есть евреи и жиды. Мы с тобой, Гриша, – евреи. А Исак – жид.

Я очень удивился.

Тем летом, начитавшись Конан Дойля, я убедил себя, что собака Баскервилей, как Вечный жид, скитается по свету и может запросто забежать к нам в Кратово.

Я просыпался ночью. Выходил в одних трусах в сад.

Умирая от страха и дрожа от холода, всматривался в темноту, ожидая увидеть светящиеся глаза чудовища.

Я с другими мальчишками подсматривал в окно.

Тяжелая штора отошла, образовав щелку.

Мы увидели отрезанную руку без кожи.

Решив, что там поселился живодер и людоед, я с ужасом убежал домой.

«Синяя рука» повсюду кралась за мной. Я забил тревогу. Взрослые легкомысленно не прислушивались к гласу вопиющего в пустыне.

Позже, во время учебы в институте, нас повели в анатомический кабинет Института физкультуры.