Пропавшая пастораль - стр. 4
«Понесло мужика в сторону, – с усмешкой подумала Юля, – много пафоса и ничего конкретного. Научились в советское время по бумажкам речи читать, а теперь надо шевелить мозгами и быстро уметь принимать решения!»
– А когда в последний раз у вас проводилась экспертиза картин? – прервала его представитель министерства.
– Мы сейчас выясним, – он повернулся к директрисе, – Екатерина Дмитриевна, у вас есть данные?
– Да, конечно, – тут же ответила та, – в апреле девяносто пятого года.
– Значит, восемь с половиной лет назад! – Светлана Юрьевна покачала головой. – Период достаточно большой. Сотрудников, по-видимому, за это время поменялось не мало в вашей галерее, – в раздумье закончила она.
– Кадровой текучки у нас нет, – достойно ответила Екатерина Дмитриевна, – возможно, два или три человека уволились за это время.
Возвратившись на телестудию, Юля сразу отправилась к главному редактору.
– Карина Давидовна, что будем делать? Давать скандальный сюжет в новости или подождем до выяснения подлинности пасторали? – спросила она после того, как коротко изложила ход последних событий в картинной галерее.
– Пиши быстро текст! Представляешь, какой рейтинг будет у нашего канала? Ведь мы – единственные, кто обладает эксклюзивными интервью и информацией! Да, это будет бомба!
Юля пожала плечами, а редактор продолжила уже более спокойно:
– Ну, а если окажется, что столичный искусствовед ошиблась, это – не наша печаль!
Вечером, когда Андрей вернулся с работы, Юля с нескрываемым интересом рассказала ему о возможной подмене знаменитого полотна французского художника.
– Представляешь, это одна из самых редких и ценных картин нашей галереи! Как ее могли украсть? Там же на каждом этаже смотрители и милиционеры. Да и копия просто шедевральная! Её делал настоящий профессионал, в этом я не сомневаюсь!
– Юленька, я в искусстве – полный ноль, – ответил Осипов, зевая, – но могу предположить, что подменил картину кто-то из «своих».
– Из своих? – переспросила она.
– Ну, сама подумай, как посетитель пронесет копию в галерею, снимет подлинник и повесит подделку? Это нереально.
– А какое уголовное наказание за это? – после недолгого раздумья спросила журналистка.
– За хищение предметов, представляющих особую художественную или культурную ценность, независимо от способа хищения – лишение свободы сроком от шести до десяти лет с конфискацией имущества, – без запинки отрапортовал Андрей, – статья сто шестьдесят четыре уголовного кодекса Российской Федерации.
– Если на такое преступление пошел кто-то из «своих», как ты считаешь, то ему мало не покажется, – покачала головой Юля.
– Не покажется, – согласился он.
– Зачем же так рисковать? – не унималась она.
– Деньги, очень большие деньги, – он усмехнулся, почесывая подбородок, – в девяностые годы ушлые «новые русские» ещё и не такие махинации проворачивали.
– Расскажи, про какие ты знаешь кражи картин или других культурных ценностей? – попросила она.
– Так на вскидку, – Осипов задумался, – например, в девяносто четвертом из национальной Российской библиотеки пропало девяносто уникальных рукописей. И это не только историческая ценность, их стоимость, между прочим, больше ста миллионов долларов! В этом же году из Эрмитажа была похищена древнеегипетская чаша, которую оценили в пятьсот тысяч американских рублей, – он поднял вверх указательный палец, – а украл её сотрудник музея, кажется, электрик.