Проклятие Гавайев - стр. 16

Мне по большому счету было наплевать. На настоящий момент хватит и того, что я забрался достаточно далеко от снежных сугробов, которые регулярно заваливают крыльцо моего дома в Колорадо. Мы заказали еще по порции «Маргариты», чтобы хорошенько расслабиться и вдоволь поболтать. Я не спускал глаз с бармена, а Скиннер рассказывал мне о Гавайях.

Когда период дождей в Коне затягивается, люди становятся слегка раздражительными. После девяти-десяти дней высокой волны и затянутого тучами неба на улице в Гонолулу тебе запросто вышибут селезенку из тела только за то, что ты просигналил самоанцу, чтобы тот убрался с пути твоего автомобиля. Самоанцев на Гавайях много, и с каждым годом их присутствие становится все более заметным. Это крупные, опасные парни с темпераментом, не поддающимся контролю, и их сердца переполняет ненависть к звукам автомобильного сигнала – вне зависимости от того, кому сигналит автомобилист.

Нас, белых, гавайцы-аборигены называют «народом хаоле», и преступления на почве межрасовой напряженности – одна из наиболее популярных тем в ежедневных газетах и теленовостях.

Эти истории вызывают ужас, а некоторые из них, вероятно, достаточно правдивы. Из последних, которые все передают друг другу в Вайкики, самая жуткая – о «целой семье из Сан-Франциско», юристе, его жене и троих детях, которых изнасиловала банда корейцев, когда они на закате гуляли по берегу моря. Все произошло так близко от отеля «Хилтон», что люди, которые потягивали свои ананасовые дайкири на террасе отеля, до самой полуночи слышали крики несчастных, но они просто отмахнулись от этих криков, как будто это орали морские чайки, пирующие на прибрежных волнах.

– Даже не подходи к берегу после захода солнца, – предупредил меня Скиннер, – если, конечно, тебе все не осточертело.

Корейская диаспора в Гонолулу еще не созрела, для того чтобы полностью ассимилироваться. Их опасается «народ хаоле», их презирают японцы и китайцы, над ними глумятся аборигены, а иногда ради спортивного интереса на них охотятся самоанцы, которые считают корейцев паразитами, чем-то вроде портовых крыс и бродячих собак.

– И держись подальше от корейских баров, – добавил Скиннер. – Там полно этой мрази, этих дегенератов, этих маленьких жестоких, кровожадных ублюдков. Они отвратительнее крыс и намного крупнее, чем большинство собак, и они могут выбить мозги любому двуногому, за исключением, конечно, самоанца.

Я бросил быстрый взгляд в сторону бармена, перенеся вес на середину сиденья своего стула и опустив обе ноги на пол. Но тот крутил арифмометр, очевидно, не слыша бредовых речей Скиннера. Какого черта? Этот тип может схватить только одного из нас.

Я забрал свою зажигалку с барной стойки и аккуратно застегнул карман, где держал бумажник.

– Мой дед был корейцем, – сказал я. – Где можно встретить этих людей?

– Что? – спросил Скиннер. – Встретить?

– Не беспокойся, – ответил я. – Они примут меня за своего.

– Да пошли они все в задницу, – вскипел Скиннер. – Они не люди. Пройдет еще сотня лет, прежде чем корейцам позволят общаться с человеческими существами.

Мне было немного не по себе, но я промолчал. Бармен все еще был поглощен своими денежными делами.

– Ладно, плюнь, – проговорил Скиннер. – Давай, я расскажу про негров, и ты на время забудешь про корейцев.