Проклятие Гавайев - стр. 12

С минуту Скиннер рассматривал свои сандалии, потом медленно поднял лицо и, обнажив зубы в усмешке, уставился мне в переносицу.

– На дворе восьмидесятые, док! И я буду тем, кем мне нужно быть.

Скиннер был с деньгами на короткой ноге. С враньем, кстати, тоже. Когда мы с ним пересеклись в Сайгоне, он работал на ЦРУ, гоняя вертолеты «Эйр Америка», и, как говорили те, кто близко его знал, делал до двадцати тысяч долларов в неделю на опиуме.

Я никогда не говорил с ним о деньгах, а он всем нутром ненавидел журналистов, но мы довольно быстро стали друзьями и в последние недели войны много времени проводили вместе, покуривая опиум на полу его номера в «Палас Континенталь». Мистер Хи приносил трубки ежедневно около трех – даже в тот день, когда его домишко в Колоне был разбит прямым попаданием ракеты, – и гости отеля молча возлежали на укрытом циновками полу, вдыхая волшебный дым.

До сей поры это остается моим самым четким воспоминанием из времен Сайгона: я лежу, вытянувшись на полу и приложившись щекой к прохладному кафелю; в ушах издалека, как во сне, звучит тоненький голосок мистера Хи, который скользит по комнате со своей длинной черной трубкой и бунзеновской горелкой, регулярно подсыпает зелья в чашку трубки и, не умолкая ни на минуту, трещит на языке, который никому из нас не ведом.

– На кого нынче работаешь? – спросил меня Скиннер.

– Пишу о Марафоне для медицинского журнала.

– Отлично, – удовлетворенно хмыкнул Скиннер. – Можно завести связи среди медиков. Какие наркотики везешь?

– Да никаких! – ответил я. – Абсолютно никаких.

Он пожал плечами, потом посмотрел на багажную ленту, которая наконец двинулась; показались чемоданы и сумки пассажиров нашего рейса.

– Ну, как скажешь, док. Давай погрузим твой скарб в машину и смотаемся отсюда, пока меня не повязали за покушение на убийство. Мне сегодня не до разборок с этим народцем.

Толпа вокруг уже начинала бушевать, а местный полицейский принялся выписывать штраф. Я взял бутылку пива из руки Скиннера и сделал долгий глоток, потом швырнул свою сумку на заднее сиденье и представил Скиннера своей невесте.

– Нужно быть сумасшедшим, – сказала она, – чтобы вот так парковаться прямо на тротуаре.

– За это мне и платят, – парировал он. – Был бы я в здравом уме, тащиться бы нам с вашим багажом аж до парковки.

Она с сомнением посмотрела на Скиннера, и мы занялись погрузкой.

– А ну-ка, отвали! – рявкнул Скиннер на ребенка, который вдруг вырос перед капотом машины. – Ты хочешь, чтобы я тебя убил?

Толпа отпрянула. Что бы мы ни творили, это не стоило того, чтобы за это нужно было кого-то убивать. Ребенка как ветром сдуло, а я подхватил с багажной ленты большой алюминиевый чемодан на колесиках и, едва не уронив, перебросил Скиннеру, который ловко уложил чемодан на заднее сиденье кабриолета.

Дорожный полицейский строчила уже третью бумажку за последние десять минут, и я видел, что она теряет над собой контроль.

– Даю вам шестьдесят секунд, – вдруг заверещала она. – Или вас отбуксируют силой.

Скиннер дружелюбно похлопал ее по плечу, прыгнул на сиденье водителя и врубил мотор, который сразу ожил, издав резкий металлический рев.

– Ты, милая, слишком хороша для этой дерьмовой работы, – проорал он, протягивая блюстительнице порядка карточку, которую выхватил из бардачка. – Позвони мне в офис. Я тебя буду снимать нагишом для почтовых открыток.