Прохвост - стр. 19
Артём сидел на скамеечке во дворе школы и умиротворённо жмурился на солнце. До объявления шорт-листа оставалась одна неделя, но он старался не вспоминать об этом. Размышления «пройду – не пройду» сбивали с толку и лишали покоя, поэтому Артём всеми силами избегал их. Он пришёл к школе пораньше на полчаса именно для того, чтобы посидеть вот так: расслабившись и ни о чём не думая.
Перед ним, в окружении нескольких скамеек, стоял древний гигант-дуб. Вся композиция: кусты, дорожки, – как будто служили дополнением к этому могучему дереву. Чувствовалась в нём какая-то сила и мудрость. Наверняка, думал Артём, если бы оно могло говорить, оно рассказало бы тысячи интереснейших историй, произошедших с ним за все эти века; описало бы тысячи лиц, меняющихся из поколения в поколение и в то же время остающихся точно такими же; напомнило бы тысячи обещаний: данных, выполненных и нарушенных; вспомнило бы тысячи смертей, случившихся, пока оно стояло тут, невредимое и неизменное. Артём легко мог представить, как древние славяне несут к точно такому же дубу свои дары Перуну: мясо, брагу и мёд.
На соседней скамейке сидела симпатичная молодая мамочка: большие и глубокие глаза, милый маленький носик, слегка порозовевшие щёки. Вся она создавала впечатление хрупкости и, в то же время, твёрдости. Под спортивной курткой угадывалась прекрасная фигура: миниатюрная, почти девичья. Из-под чёрной шапки выбивалась копна тёмно-каштановых волос. Она походила на картинку из рекламы какого-нибудь спортивного магазина – олицетворённые здоровье и красота. В руках она держала потрёпанный, ещё советский, томик фантаста Беляева. Артём моментально узнал это издание – точно такая же серая книга стояла в книжном шкафу в его комнате.
Около молодой женщины бегал мальчишка лет пяти, укутанный гораздо теплее, чем следовало, и от этого чересчур раскрасневшийся. В руках он держал сине-жёлтую пластмассовую пушку, периодически выстреливал поролоновым патроном в соседние скамейки и тут же бежал его подбирать. Когда патроны кончились, юный боец сел и принялся поспешно и неаккуратно вытаскивать поролоновые цилиндры с резиновыми набалдашниками из кармана и впихивать их в «магазин».
– Не торопись, Андрюш, – негромким глубоким голосом произнесла женщина, прикрыв книгу. Она произносила слова неторопливо, мягко и бережно, словно строила из них хрупкий карточный домик.
Мальчик взглянул на маму и кивнул:
– Угу.
И продолжил всё так же быстро и небрежно снаряжать «магазин». Мягкие патроны гнулись и переламывались, вызывая на лице ребёнка почти по-взрослому раздражённое выражение.
Мама не стала повторять и настаивать. Она вновь открыла книгу и углубилась в чтение.
Через пятнадцать минут в школе раздался еле слышный звонок. Минут десять стояла тишина, словно мир, замерев, смотрел на летящие по небу ракеты, далёкие, тихие, но не предвещавшие ничего хорошего. А затем затишье взорвалось детским многоголосьем, нарастая, словно свист десятков приближающихся боеголовок. Двери школы распахнулись и уже не закрывались больше, чем на несколько секунд. Школа выстреливала детей, словно теннисная пушка – мячики, регулярно и беспрестанно. Попадая на свежий воздух, дети укатывались в разных направлениях: те, кто постарше, сразу двигались к входным воротам, а те, кто помладше, – оглядывались в поисках встречающих мам, пап, бабушек, дедушек.