Прогулка - стр. 8
– Как угодно Вашему Величеству! – поклонился граф, опустив глаза вниз, на блестевший от воска паркет зала.
Отходя от внезапного гнева, Николай Павлович переменил тему.
– Этот Трубецкой, кавалергард, не слишком ли назойливо оказывает внимание Александре Фёдоровне? – спросил он уж более спокойным тоном. – Надо признать, императрица очень впечатлительна и ей кажется, что она до нынешнего дня может внушать некие чувства молодым мальчикам. Вроде этого Трубецкого. Но мы-то знаем, что она уже далеко не девушка! Её покой надо оберегать, даже если она сама этого не понимает. Вы узнали что-то новое после нашего разговора?
– Государь, – вкрадчиво начал Бенкендорф, – Александра Федоровна соблюдает все приличия, но в последнее время, становится очевидным её увлечение. Она проводит слишком много времени в окружении Трубецкого его приятелей по полку. Мне донесли, что пиит Вяземский в шутку называет их «красным морем» за цвет мундиров. Этот полк составляет некую партию в салонах, они любят розыгрыши, эпиграммы, эпатируют дам.
– Нет ли в их поведении чего предосудительно? – нахмурился царь, – партия? Что еще за партия? Эти партии потом заканчиваются бунтами и всяким непотребством.
– В их действиях нет политики, Ваше Величество. Всего лишь пустое ребячество, забавы взрослых шалунов. В любом случае они находятся под нашим неусыпным надзором.
– Хорошо! Так что с Трубецким?
– Её Величество часто танцует с ним на балах, бывает в доме его отца.
– Да, да! – нетерпеливо перебил его император, – я это знаю. Вы прочли её записки, письма, что-нибудь, что может пролить свет на их отношения?
Александр Христофорович подошел ближе к императору, словно боясь, что сказанное им разнесется по пустынным коридорам дворца и достигнет чужих ушей.
– Намедни Софье Бобринской она написала, что испытывает определенное влечение к молодому кавалергарду, чисто платоническое…
– Вздор! Платонического влечения не бывает, особенно у женщин.
– Но это так, – мягко возразил граф, – она называет Трубецкого «Бархат» из-за черных ресниц. Хочет видеть его как можно чаще возле себя. Она призналась также, что во время танцев с Трубецким в доме её отца у императрицы развязалась подвязка на одном из чулок и она почла это за некий намек…
Николай Павлович грозно нахмурился и подошел к Бенкендорфу, но больше за руку того не брал.
– Намёк на что?
Александр Христофорович отвел глаза в сторону, чувствуя себя неловко.
– Намек на будущую близость с кавалергардом? Так ли это? – допытывался император.
– Я не могу утверждать, но…
Николай Павлович перебил графа, сочтя момент неловким:
– Меня беспокоит этот детский роман, – недовольно заметил он, – императрица уже не молода, она часто болеет. В таком возрасте в голову может взбрести всякое, поэтому её надо оберегать от расстройства чувств. Кстати, о компании молодых кавалергардов я уже наслышан, ведь молодой Геккерн из этого же полка. Он вёл себя весьма по-свински и, хотя, Пушкина я не очень жаловал, здесь он поступил, как порядочный человек. Этот мерзавец Геккерн вёл себя недопустимо по отношению к его жене. Он её везде компрометировал.
– Это так, но ведь и супруга Пушкина вела себя небезупречно. Она давала повод. В свете говорили, что она была в него влюблена, теряла голову.
– Что за нелепость? – царь снова вспылил и раздраженно топнул ногой, – Пушкина виновата в том лишь, что принимала его ухаживания, не пресекла их с твердостью и подобающими приличиями. К тому же, я думаю, у этого француза была иная связь. Не вы ли изволили сообщить мне о его увлечении Полетикой?