Пробуждение - стр. 20
– Боюсь, это не конец, – качаю я головой. – Что-то мне подсказывает, что на боли они не остановятся.
– Давай… Потом, а? – жалобно просит она меня, ничуть против моих объятий не возражая.
Мы квазиживые, но тоже умеем чувствовать, переживать, проявлять эмоции. И вот сейчас мы с Варенькой увидели нечто такое, что не укладывается в нашу картину мира. Для нас критерий разумности человечества является чем-то незыблемым, абсолютным, а тут, прикрываясь такими же словами, просто мучают детей. Это… непредставимо…
Я отвожу Вареньку в каюту, чтобы дать ей полежать и прийти в себя, понимая – дальше я посмотрю сам. Мне очень важно узнать: они были такими изначально или что-то случилось? Вот те слова об отказе в разумности случились хронометрически перед тем, как была произведена эта запись. Может ли так быть, что все не совсем так, как кажется на первый взгляд, ведь настолько дикая цивилизация…
– Давай я дальше сам посмотрю, а если будет что-то важное, тебя позову? – предлагаю Варе, доведя ее до каюты.
– Спасибо… – негромко отвечает она, на мгновение всего прильнув ко мне. – Я…
– Отдыхай, милая, – ласково произношу я, не успев поймать себя за язык, но Варя не реагирует на это слово. Поверить в то, что моя хорошая не услышала, я не могу, и это наверняка что-то значит, но у меня сейчас совсем другая задача.
И я возвращаюсь в рубку, чтобы отсмотреть оставшиеся кристаллы. Пока Варенька отдыхает, мне необходимо построить общую картину. Нас этому Илья учил, и вот сейчас у меня картины не получается. Можно было бы объяснить дикарской цивилизацией, но при этом многое из картины выпадает, что сразу ставит версию под сомнение.
Что можно вынести из предыдущей записи? Пожалуй, только то, что до определенного момента детей мучить принято не было, ибо показанное на экране – просто невыразимая жестокость. Не всякий дикий народ до такого опустится, а тут получается, что переход к жестокости, оправдываемой благом для детей, произошел довольно резко, а это противоречит версии дикости. Значит…
Дойдя до рубки, я разделяю кристаллы на те, что находились рядом с защищенным, и все остальные. Начну я именно с них, потому что мотив перехода к жестокости неясен. Оправдание оной – это одно, в истории Человечества и не такое встречалось, но вот именно мотив… Если бы не Синицыны, я бы и не знал разницы, но вот сейчас я ее очень хорошо понимаю…
***
Хочется ругаться. Очень нехорошими словами, и даже с употреблением флотского традиционного наречия. Нет, мотива я все еще не нашел, но теперь проблема у нас очень серьезная: дикари погрузили детей в криосон, так называемую гибернацию, после чего заполнили ими корабли и… просто отправили в разные стороны. То есть у нас есть корабли, полные спящих детей, не верящих, по крайней мере, своей расе.
– Варенька, подойди в рубку, пожалуйста, – прошу я напарницу, пытаясь сообразить, что делать.
– Сейчас буду, – отвечает она мне через коммуникатор.
На «Перуне» я сейчас старший, и решение принимать именно мне. Я не бегу от ответственности, но вот что сейчас делать, просто не представляю. Нет инструкций на этот счет, но зато у меня есть логика. И эта самая логика говорит о том, что нужно звать наших. Нужно объявлять глобальный поиск, ибо один корабль ничего сделать не сможет.