Проблема наблюдателя. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 19 - стр. 37

Розенфельд мысленно содрогнулся и благословил то обстоятельство, что вот уже десять лет после развода с Малкой не думает о женитьбе («Женщины – это замечательно, в разумных пределах и не на постоянной основе»).

– Малка… – начал он и сразу исправился. – Ох, извините, Мэгги, эта история с самого начала была неправильной. Неправильной в смысле интерпретации. Я не люблю случайности. Не то чтобы они не происходили, как раз наоборот: случайного в жизни гораздо больше, чем закономерного. У Кольбера в сосудах случайно развилось несколько аневризм. Такое бывает, но очень редко. А вероятность того, что произойдет одновременный разрыв всех аневризм, получается такой малой, что трудно поверить в естественность.

– Но послушайте! – перебила Мэгги, и Сильверберг посмотрел на жену с уважением: ему редко удавалось перебить Розенфельда. – При чем здесь случайности? Кольбера убили, верно? Я всегда была в этом уверена.

Сильверберг поднял взгляд к потолку.

– Конечно, случайности ни при чем, – кивнул Розенфельд. – Но в медицинском заключении говорится о трагическом несчастном случае. Мол, бывают очень редкие болезни и еще более редкие совпадения обстоятельств. Да, но это вызывает подозрения у человека, знающего теорию вероятностей. Врачам смерть Кольбера показалась естественной, а я не мог в это поверить. Когда вероятность события становится меньше некоего предела, невольно начинаешь думать, что на самом деле ничего случайного не произошло, и событие было результатом разумного вмешательства.

– Ой! – воскликнула Мэгги. – Об этом я недавно слышала!

– Об этом? – с подозрением спросил Розенфельд. – Где вы могли…

– Бинго! – воскликнул Сильверберг.

– Ну как же! В воскресной проповеди преподобного Джервиса. Вы же знаете, Арик, я хожу в церковь по воскресеньям. Там интересно, и можно встретить знакомых.

– И что? – с тревогой спросил Сильверберг. – Преподобный Джервис говорил о смерти Кольбера?

– Нет, конечно! Он говорил, что… погоди, сейчас вспомню… Да! Жизнь на земле не могла возникнуть случайно, шансов так мало, что и говорить глупо. Любому разумному человеку ясно, что все мы созданы Богом, а теория Дарвина – нелепая выдумка.

– Получил? – ехидно сказал Сильверберг и взял с тарелки Розенфельда большую вафлю.

– М-м-м… – протянул Розенфельд. – Да, Мэгги, это удар. Правда, есть другое решение. Если хотите, потом я вам расскажу, как ученые справляются с проблемой возникновения жизни.

– Очень хочу, Арик! Только давайте сначала о вашей Нобелевской премии.

– Моей… Ну да. Так вот, я с самого начала не поверил, что Кольбер умер случайно.

– Я тоже так подумала! – воскликнула Мэгги.

– Господи, – пробормотал Сильверберг.

– Первое предположение – яд, – невозмутимо продолжал Розенфельд. – Но меня убедили, что не существует таких ядов. Я слышал о давней драме между Кольбером и Пранделли, но, как и Стив, считал, что время залечивает раны, через семь лет глупо убивать соперника. Тем более, что Кольбер и Пранделли в прошлом году опубликовали три совместные работы. Мэгги, отношения в научном мире порой кажутся странными стороннему наблюдателю. Хороших специалистов в узкой области физики не так много во всем мире. Порой – два-три человека. Они вынуждены общаться, даже если терпеть друг друга не могут. Современная теоретическая физика так сложна, что в одиночку серьезную задачу не решить – необходимо обсуждать результаты, учитывать ошибки, и никто на ошибки не укажет, кроме специалиста, которого вы, может, в душе ненавидите и готовы убить, но только он скажет, как продвинуться в решении.