Про Иону (сборник) - стр. 15
Суркис весь вызверился:
– Ах, за Мишеньку не жалко, а за мою поруганную жизнь – жалко? Бей меня за мою жизнь, а не за Мишеньку! А ну! Шо стоишь, как закопанный? Бей, жидовская морда!
Гиля ударил, но не сильно. Мама заверила, что если бы Гиля дал со всей силы, то Суркису бы потом только на инвалидность. Другого пути нет. Фима упал головой об табуретку, вылилось много крови. Мама перевязала.
Суркис посидел с полчаса, пока голова встала на место, и бегом за дверь.
Больше не заявлялся.
Я пришла в ужас. Такое поведение свидетельствовало о том, что ждать от моего бывшего мужа можно было всего.
Мама оправдывалась тем, что не хотела меня беспокоить сообщением о происшествии. Но я понимаю, что она больше имела в виду себя. Ведь как она могла допустить, чтобы состоялась безобразная драка! И к тому же она направила Суркиса напрямую ко мне, вместо того чтобы объяснить бесполезность претензий раз и навсегда. Тем более под защитой своего мужа Гили. Наша жизнь с Мирославом только-только начиналась, и неприглядный конфликт мог испортить впечатление.
Такова действительность.
Мы расстались с Мишенькой душевно. Он охотно обнял и поцеловал Мирослава, со мной попрощался словами, не отлипая от бабушки.
Договорились: к концу месяца, когда хорошо потеплеет, мы приедем с Мирославом и заберем Мишеньку домой в Киев. Мирослав первым поднял проблему, а я только сказала, что раз он решил подобным образом, так поступить и надо. Я как мать всегда мечтала.
Но в уме у Мирослава созрело и еще одно решение.
– Майечка, мне очень понравились твоя мама и твой отчим. Простые рабочие люди. Не говоря уже о Мишеньке. К сожалению, я со своей мамой теперь вижусь крайне редко. Хоть она, в отличие от твоих, живет неподалеку. Мое мнение следующее: нашу с ней коммунальную комнату мы присоединяем к этой квартире и имеем в результате двухкомнатную. Может, в Дарнице, но все-таки. Больше природы. А если не спеша, так и не слишком далеко от центра. Чтобы нам не менять свои пути-дороги. И мама будет с нами. Хоть напоследок своих трудных дней она вполне почувствует любовь и уважение. Она заслужила.
Да, она заслужила. И я тоже заслужила.
Но дело не в этом.
Предстояло решить задачку посложнее, чем съезд.
Я выкроила время для визита к Яшковцу. Конечно, не домой, где существовал риск застать Суркиса, а на работу, в кинотеатр имени Чапаева.
Яшковец рисовал что-то к очередному кинофильму и встретил меня рассеянно. Но когда увидел, что я принесла бутылку горилки, расположился навстречу.
Я прямо спросила, как дела у Суркиса, чем он занимается, как его здоровье.
Яшковец описал положение в двух словах: дуже погано. С работы выгнали окончательно, хорошо хоть не по статье; здоровье висит на волоске. Пьет много и что попало. Собирает копейки у магазина.
Я ужаснулась. Как стыдно! Но Яшковец покачал головой и даже с одобрением заметил, что так делают многие бывшие фронтовики. И ничего. Они заслужили право, и никто не смеет их осуждать. И еще они имеют право на свою собственную жилплощадь, где прописаны.
И пропел ни с того ни с сего: «Враги сожгли родную хату, сгубили всю его семью…»
Удивительная склонность алкоголиков к пению.
Я обратила внимание, что Яшковец почти трезвый и не распечатывает мою бутылку.
Про жилплощадь я пропустила мимо, а поинтересовалась, какие планы у Фимы насчет сына. Хорошо бы ему отказаться от Мишеньки, чтобы мой новый муж усыновил ребенка.