Про Иону (сборник) - стр. 14

И вот мы в Остре – прибыли по маршруту Днепр – Десна на пароходе имени Крупской.

Я застала ужасающую картину. Мишенька в каких-то неприглядных обносках, острижен под машинку.

Я тут же спросила у мамы, почему ребенок запущен, но она ответила в духе непонимания: ребенок быстро растет и зачем покупать дорогое, а у соседей мальчик на год старше и от него перепадает хорошая одежда. В магазине купить сложно, да и денег не хватает. А что касается волос, тут прямая выгода в гигиене, потому что волосы у Мишеньки такие густые, что всегда во время расчесывания крик – спутываются даже самые короткие, до корней гребешком не доберешься. А так постоянно на виду все личико.

Да, волосы у Мишеньки в меня. Только у меня каштановые, а у Мишеньки почти русые с пепельным отливом. Как с рождения, так и на всю жизнь.

Конечно, лично я денег на Мишеньку не присылала, ведь я оправданно считала, что материальное положение у Гили и мамы удовлетворительное и ребенку обеспечить порядок можно. Оказалось, Гиля теперь по состоянию здоровья не ездит по селам, а трудится в сидячем положении в местной артели, а там доходы другие.

И все это шепотом, на скорую руку, чтобы не слышал Мирослав.

Но зато он услышал другое: Мишенька приучился звать мою маму «мамэле», а Гилю – «татэле». И к тому же между собой они все втроем перебрасывались словами на идише. Да, Остер есть Остер, и окружение значит много.

Мирослав хотел приласкать мальчика по головке, но Мишенька не понял жеста и заплакал.

Моя мама бросилась его утешать:

– Мойшеле, Мойшеле, не плачь! Дядя хороший. Дядя Мирослав тебя не обидит. – И смотрит на Мирослава как на постороннего знакомого, который забежал на минутку, а не приехал в гости к своей теще и своему, можно теперь сказать, сыну.

Мирослав не показал растерянности, наоборот, он быстро включился в обстановку:

– Я по-еврейски немножко знаю. Я ж родился возле завода Зайцева, на Подоле, там сплошь почти евреи. Мы в пещерах играли в Бейлиса. По старой памяти, так сказать. Иди ко мне, хлопчик, ты ж маленький, а я большой. Я с маленькими не ругаюсь.

И так приветливо улыбнулся, что Мишенька ему поверил и пошел на колени.

Ну, ладно, думаю, главное сейчас – контакт между мальчиком и Мирославом, а я как-нибудь присоединюсь потом.

Пообедали мирно.

Гиля с Мирославом нашли общую тему – кожевенные заготовки и новости в обувной технологии. Гиля, человек без образования, а задавал умные вопросы. Мирослав с радостью доходчиво отвечал. Тем более оба – фронтовики. Тут насчет воспоминаний и рассуждать нечего. Только останавливай.

Когда они с Мишенькой отправились гулять на Десну, мама рассказала мне следующее.

Месяца полтора назад явился Суркис. Трезвый. Пришел и уселся посреди комнаты с требованием сейчас же отдать ему сына.

Мишеньки, к счастью, дома не было – бегал с соседскими мальчиками на улице. Мама объяснила спокойно, что не имеет права распоряжаться ребенком. Что хоть Фима и отец, но есть же еще и мать. И начать надо с матери. И причем по-хорошему. Как-то успокоила Фиму, покормила, налила стаканчик настойки. Он разомлел и попросился вздремнуть.

Когда заснул, мама переправила Мишеньку к дальним знакомым на другом конце Остра, на ночь. А когда с работы пришел Гиля, с Суркисом пошел другой разговор.

Гиля напрямую пригрозил милицией и объяснил, что цацкаться не будет, а даст в морду, даже и насмерть. За Мишеньку ему не жалко и в тюрьму сесть.