Призраки Пушкина. Национальный поэт на rendezvous - стр. 32

У него не было и волос, так что рыжим его называли условно.

Д. И. Хармс

Руссо туристо облико аморале.

Из одной старой советской комедии

Хорошие шутки, как мы видели, имеют несколько «родителей». Далее мы рассмотрим еще один красноречивый эпизод, посвященный культурной мифологии и идеологическому бессознательному известной бродячей остроты (или, точнее, каламбура-дразнилки), приписываемой в разных источниках разным авторам, в том числе и Пушкину146. Впервые эту остроту я услышал в детстве от бабушки, которая считала, что ее сочинителем был злоязычный молодой человек «Мишель» Лермонтов:

Потом я узнал, что в XIX веке эту же шутку (но без стихотворной обработки) «сбиратели острот» приписывали большому ценителю каламбуров великому князю Михаилу Павловичу, который в этой остроте метил в скучного и глуповатого сына своей воспитательницы «доброй княгини Ливен» – той, что драла его «за уши в детстве и все-таки была обворожительна»147.

Идеологические истоки этой остроты восходят к французскому фольклору (имена «Жан» и «Жак» традиционно связывались с простаками-дурнями) и знаменитой полемике Вольтера с Руссо148. Первый придумал для оппонента кличку «рыжий Руссо» (Le roux Rousseau), которую использовал в злой сатире на женевского гражданина в поэме La guerre civile de Geneve, ou Les amours de Robert Covelle (сам Руссо действительно был рыжеволосым, но на портретах почти всегда изображался в парике или головном уборе)149.

Возник же этот каламбур, как мне удалось установить, во Франции в 1760‑е годы. Так, его первое (по хронологии) упоминание я нашел в опубликованном в 1874 году письме польского посланника во Франции генерала Фонтене к принцу Франсуа-Ксавье-Августу от 15 февраля 1767 года. Здесь эта острота связывается со знаменитым романтическим скандалом. Граф «Жан-Жак» Стэнвиль-Шуазель заточил неверную жену в монастырь и вызвал своей жестокостью осуждение света, назвавшего его «рыжим дурнем, но не Руссо» (хотя граф и не был глупцом, а только мстительным ревнивцем). Отсюда эта история перекочевала в книгу Гастона Могра (Gaston Maugras) о салонной культуре эпохи Людовика XV (первое издание – 1887 год), основанную на мемуарах герцога де Лозена, известных западным и русским читателям с конца 1810‑х годов (кстати сказать, мы подозреваем, что Пушкин и другие «сочинители» этой остроты, скорее всего, заимствовали ее из какой-то версии этих весьма сомнительных воспоминаний)150. Общим во всех приведенных выше модификациях остроты является то, что она никак не связана с реальным Жан-Жаком, но обращена к его тезкам-самозванцам. Мы не нашли ни одного случая, когда бы омофонное расщепление фамилии великого философа (roux sot – «рыжий дурак») использовалось против него самого.

«Простонародная» кличка «рыжий Руссо», следует заметить, была известна в России как минимум с начала XIX века. Так, «природный» дурак из сатирического цикла князя Ивана Долгорукого «Гудок Ивана Голуна» признавался:

В изданиях Долгорукова XIX века указывалось, что под «Яшкой рыжим» подразумевался Jean-Jacques Rousseau. Заметим также, что с XVIII века французское имя Jean-Jacques переводилось на русский как «Иван Яковлевич» (или даже «Иван-Яков») и наоборот – Иваны Яковлевичи в шутку могли зваться на французский лад Жан-Жаками