Призраки Пушкина. Национальный поэт на rendezvous

См.: Орлов А. Народные песни в «Капитанской дочке» Пушкина // Художественный фольклор. Вып. 2–3. М., 1927. С. 91–92.

Справедливости ради хочу отметить, что автор в последние годы весьма активно занимался творчеством таких авторов, о чем, в частности, свидетельствуют его исследования о полностью забытых народных поэтах Панцербитере и Патрикеиче, незаслуженно осмеянном псевдографомане Д. И. Хвостове и фантастической сербской поэтке и философке Евстафии Арсич (Виницкий И. Ю. Переводные картинки: Литературный перевод как интерпретация и провокация. М.: Рутения, 2022; Виницкий И. Ю. О чем молчит соловей. Филологические новеллы о русской культуре от Петра Великого до кобылы Буденного. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2022).

Переработанный вариант главы из книги Vinitsky I. Ghostly Paradoxes: Modern Spiritualism and Russian Culture in the Age of Realism. Toronto: University of Toronto Press, 2009. P. 57–86.

Речь Ф. М. Достоевского (Произнесена 8‑го Июня в торжественном заседании Общества Любителей Российской Словесности) // Венок на памятник Пушкину: Пушкинские дни в Москве, Петербурге и провинции; Адресы, телеграммы, приветствия, речи; Чтения и стихи по поводу открытия памятника Пушкину; Отзывы печати о значении Пушкинского торжества; Пушкинская выставка в Москве; Новыя данныя о Пушкине. СПб., 1880. С. 258.

Дружинин А. В. Собр. соч. Т. 8. СПб.: В тип. Императорской академии наук, 1867. С. 631–632.

Sword H. Ghostwriting Modernism. Ithaca: Cornell University Press, 2002. P. 165.

Ibid.

В качестве рабочего определения мифа мы используем бартовское: «миф – это слово, избранное историей», «это может быть письмо или изображение» (Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. С. 73). Соответственно, материалом нашего исследования являются как письменные, так и изобразительные тексты, эксплуатирующие образ или тему материализовавшейся тени Пушкина: стихотворения, критические статьи, воспоминания, легенды, рисунки, портреты и т. п.

Истории мифа о пушкинском «бессмертии» посвящена книга: Sandler S. Commemorating Pushkin. Russia’s Myth of a National Poet (2004). В настоящей главе нас интересует не то, как создавался миф о Пушкине и как он преломлялся в индивидуальном сознании и творчестве разных авторов (Ахматова, Цветаева, Синявский, Битов и т. д.), но как и почему «Пушкин» работал и работает «на общество». В этом отличие нашего подхода от классических работ о «тени Пушкина», рассматривающих спиритуалистические воззрения самого поэта (М. Гершензон, «Тень Пушкина» (1923); Б. Гаспаров, «Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка» (1992), С. Сендерович, On Pushkin’s Mythology: The Shade-Myth (1980).

Спиритическое движение, разумеется, не было однородным и эволюционировало во времени. В настоящей статье мы останавливаемся лишь на общих идеях спиритизма в отношении «загробного» творчества. История английского и американского спиритических движений наиболее полно отражена в книгах: Oppenheim J. The Other World. Spiritualism and Psychical Research in England, 1850–1914. Cambridge University Press, Cambridge 1985; Herr H. Mediums, and Spirit-Rappers, and Rotating Radicals. Spiritualism in American Literature, 1850–1900. Urbana: University of Illinois Press, 1972. О феномене «посмертной литературы» см. новаторскую статью: Sword H. Necrobibliography: Books in the Spirit World // Modern Language Quarterly (MLQ). 1999. Vol. 60. № 1. P. 85–112 (вошла в ее книгу Ghostwriting Modernism, 2002).

Например, в середине позапрошлого века известный немецкий спирит Л. фон Гильденштуббе клал чистые листы бумаги и карандаш «под могильные памятники, на гробницы, мавзолеи» и просто в темные места и «таким образом получал, по его уверению, начертания потусторонних деятелей собственными автографами» (Быков В. Спиритизм перед судом науки, общества и религии. М., 1914. С. 107).

О методах атрибуции медиумических текстов, «пародирующих» текстологическую науку того времени, см., в частности: Аксаков А. Н. Анимизм и спиритизм. СПб., 1901. С. 351–354. Теоретики спиритизма признавали возможность ложных сообщений, литературного самозванства и просто розыгрыша со стороны духов. «Опытный спиритуалист, – читаем в одном из первых русских спиритических романов, – способный анализировать добываемые им факты, никак не будет искать в сообщениях духов непогрешимые истины для своих религиозных или каких бы то ни было воззрений, а отнесется к ним так же критически, как и ко всему, имеющему не абсолютное происхождение» (Прибытков В. И. Легенда старого баронского замка. Не быль и не сказка. СПб., 1883. С. 44). Тем не менее практика спиритизма показывает, что полученные тексты чаще всего воспринимались как носители абсолютных истин.

Цит. по: Лесевич В. Модное суеверие («Что такое спиритизм и его явления?») А. Сумарокова. СПб., 1871 // Отечественные записки. 1871. № 12. С. 194; курсив мой. – И. В.

Страхов Н. Н. Три письма о спиритизме. Гражданин 1876. № 41–44. Ср. удачное (по своей, кажется, непроизвольной двусмысленности) определение спиритизма как материализованного спиритуализма в: Волгин И. Л., Рабинович В. Л. Достоевский и Менделеев: антиспиритический диалог // Вопросы философии. 1971. № 11. С. 113.

В манифесте американских спиритов, принятом на филадельфийском конгрессе 1865 года, говорилось, что духи после смерти не удаляются «с поприща своей деятельности» (Лесевич В. Модное суеверие. С. 194).

Разумеется, и деисты, и убежденные атеисты, и просто скептики, вызванные спиритами, раскаивались в своих прежних взглядах и подтверждали правоту верований спиритов. Ответами таких раскаявшихся авторов (например, Вольтера, якобы подписавшего собственною рукою свое отречение от прежних антиклерикальных взглядов) в спиритистских кругах особенно дорожили.

Doten L. Poems from the Inner Life. Boston, 1868. P. 104–105.

С. А. Живые речи отживших людей. СПб., 1905. C. 131.

Одуар О. Спиритизм / Пер. с франц. СПб., 1875. С. 131–134.

Драматургическую природу сеансов хорошо почувствовал Лев Толстой, спародировавший собрание спиритов в пьесе «Плоды просвещения» (1886–1890).

Тынянов Ю. Н. Мнимый Пушкин // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 537–538. Показателен в этой связи интерес Тынянова к «пародической личности» Козьмы Пруткова – самого знаменитого русского литературного фантома.

Там же.

На это постоянно указывали противники спиритизма. Ср.: «…духи являются католиками в Риме, англиканами в Лондоне и Нью-Йорке, свободными мыслителями в Париже, схизматиками в Петербурге. <…> То же разноречие, когда их спрашивают их мнение по социальным вопросам» (цит. по: Аксаков А. Н. Позитивизм в области спиритизма. По поводу книги А. Дассьэ «О посмертном человечестве». СПб., 1884. С. 59).

Sword H. Ghostwriting Modernism. P. 12–13.

Менделеев Д. И. Материалы для суждения о спиритизме. СПб., 1876. С. 326.

Контраргументом были ссылки на случаи, когда способности и культурный горизонт медиумов не соответствовали уровню и особенностям полученных ими произведений. Наиболее популярный в спиритистских кругах пример – история о том, как в начале 1870‑х годов «дух» Диккенса продиктовал одному малообразованному, но талантливому американскому механику-медиуму завершение незаконченного романа «Тайна Эдвина Друда». Этот случай медиумического «сообщения», содержание которого «выше умственного уровня» медиума, привлек к себе внимание крупнейшего теоретика спиритизма А. Н. Аксакова (Аксаков А. Н. Анимизм и спиритизм. M., 1901. С. 351 и далее). Последний упоминает в своем капитальном труде о спиритизме и вышедшую в Лондоне в 1885 году книгу Essays from the Unseen, включающую сообщения, полученные медиумическим путем от разных исторических лиц, философов, поэтов и богословов (глава «Сообщения, коих содержание выше умственного уровня медиума»).

Такая иллюзия особенно заметна в случаях ориентации поэтических систем на воссоздание личного авторского голоса и «поэтическую болтовню», адресованную воображаемому читателю (ср. постоянные обращения к читателю в произведениях Байрона и Пушкина).

Greenblatt S. Hamlet in Purgatory. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2002. P. 251.

New Princeton Encyclopedia of Poetry and Poetics / Ed. by A. Preminger and T. V. F. Brogan. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1993. P. 994.

Сочинения Козьмы Пруткова. М., 1976. С. 321.

Загробные произведения от русских классиков получали и западные спириты. В 1936 году английский медиум Ида Кибл опубликовала продиктованные ей И. С. Тургеневым коммуникации со знаменитыми русскими покойниками – от композитора Бородина до Ленина, Николая II, барона Врангеля и Коллонтай; последняя тогда была еще жива, но, если верить медиуму, умерла и на том свете стала мужчиной! (Keeble I. M. E. Beyond Earth’s Fears. Ipswich, England: W. E. Harrison, 1936)

Ср. описание поэтической продукции этого духа в книге А. Н. Аксакова «Материалы для суждения об автоматическом письме (из личного опыта)» (СПб., 1899).

Вагнер Н. П. Наблюдения над спиритизмом. СПб., 1902. С. 104.

Лотман Ю. М. К проблеме работы с недостоверными источниками // Лотман Ю. М. Пушкин. Биография писателя – Статьи и заметки. 1960–1990. «Евгений Онегин». Комментарий. СПб., 1995. C. 325.

О родственном пушкинскому феномене «призрака Шекспира» в английской культуре см., в частности: Sword H. Ghostwriting Modernism. P. 49–57, 159.

Ребус. 1899. № 22. С. 909.

Ребус. 1883. № 40. С. 1.

Анненков П. В. Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху, 1799–1826 гг. СПб., 1874. С. VI. «Воззрения» о двойственной природе Пушкина вошли в национальный миф о поэте: так, в канун 200-летия Пушкина губернатор Аяцков предложил канонизировать поэта, а литератор Мадорский указал на «сатанинские зигзаги» последнего.

Стрекоза. № 23. 1880. С. 6. Показательно, что вскоре в печати появилась уже «серьезная» (то есть претендующая на аутентичность) эпиграмма Пушкина «на Булгарина», полученная спиритическим путем: «Когда Булгарина Фаддея / Узнал я вдоль и поперек…». Стихотворение представляет собой «желчный ответ» Пушкина на запрос участников домашнего кружка генерал-лейтенанта В. И. Фелькнера: «Сообщи о разладе с Булгариным». Оно было опубликовано братом генерала, К. И. Фелькнером, в заметке «Голоса из‑за гроба» со следующим пояснением: «…так как все учение о спиритизме зиждится лишь на безусловной вере его адептов, то не подлежит сомнению, что те из них, в присутствии которых были написаны медиумами-писателями ответы Крылова и Пушкина, ни на минуту не усомнились в их достоверности. Для не спиритов же вопрос представляется совершенно в ином виде, хотя назвать авторов quasi-ответов едва ли кто сможет» (Фелькнер К. Голоса из‑за гроба // Колосья. 1889. № 11 (Смесь). С. 298–299). Стихотворение могло быть «получено» до 1859 года (смерть Ф. В. Булгарина).

Издатели загробного письма Пушкина сообщали, что получили последнее посредством спиритической почты: «Вид письма слегка помятый. На конверте сургучная печать „А. С.“ с гербом, почтовый штемпель, изображающий Харона в лодке, перевязанные почтовые тюки, и собственноручная пометка спиритического почтдиректора, г. Аксакова, „письмо запоздало вследствие разлива реки Ахерона и причиненной им порчи железнодорожных насыпей в стране духов“. Сюжет письма следующий. Получив книжную посылку от приятеля, пребывающего на земной планете, Пушкин вместе с Державиным, Грибоедовым, Гоголем и Крыловым штудируют вышедшие I и VI тома исаковского собрания сочинений Пушкина и ругают издание и его редактора Ефремова. В заключении Пушкин смиренно просит издателя, „…вместо того, чтобы вставлять в мои стихи ефремовские вирши, вставляйте лучше мои стихи в «Полное собрание сочинений» господина Ефремова“. Следует факсимильное изображение собственноручной подписи покойного поэта» (Стрекоза. 1880. № 23. С. 1).

Добавим, что само открытие памятника Пушкину было осмыслено в общественном сознании эпохи как материальное свидетельство поэтического бессмертия певца Алеко и Татьяны: «Стоит на граните высоко, безмолвный, / С главою поникшей и шляпой в руке, / Как чудный, неведомый призрак загробный, / С бессмертною лирой в лавровом венке» (А. Иваницкий; курсив мой. – И. В. Русские поэты о Пушкине: Сб. стихотворений / Сост. В. Каллаш. М., 1899. С. 196).

Вагнер Н. П. Наблюдения над спиритизмом. С. 101–104. Об авторстве стихотворения см. комментарии И. А. Пильщикова и М. И. Шапира в: Пушкин А. С. Тень Баркова: Тексты; Комментарии; Экскурсы. М.: Языки славянской культуры, 2002. Тень похабника Баркова из этого послания свидетельствует о том, что «гениальный Росс» пребывает в аду, а тень благочестивого Иоанна Дамаскина немедленно опровергает певца Белинды, называя его клеветником нашего славного поэта.

Русский инвалид. 11 января 1859. С. 31.

Библиографические записки. № 2. 1859. С. 64.

Берков П. Н., Лавров В. М. Библиография произведений Пушкина и литературы о нем. 1866–1899 / Под ред. Б. В. Томашевского. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. С. 204.

Берг Н. В. И. Даль и П. В. Нащокин // Русская старина. 1880. № 7. С. 615–616.

Павлищев Л. Н. Из семейной хроники. Воспоминания об А. С. Пушкине. М., 1890. С. 75.

Каратыгин П. А. Вечер у генерала А. А. Катенина // Русская старина. 1880. № 11. С. 753–757.

Набоков Вл. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 3. М.: Правда, 1990. С. 93.

Ланн Е. Литературная мистификация. М., 1930. С. 56.

В «Библиографии произведений Пушкина и литературы о нем. 1886–1899» П. Н. Беркова и В. М. Лаврова ссылки на этот текст даются в специальном разделе «Мнимый Пушкин», включающем многочисленные подделки стихов поэта и ошибочные атрибуции ему чужих стихотворений.

Ср. из писем к Я. К. Гроту 1840‑х годов о Пушкине: «У него тогда было какое-то высокорелигиозное настроение. Он говорил со мною о судьбах Промысла, выше всего в человеке ставил качество благоволения ко всем, видел это качество во мне…»; «Любимый со мною разговор его, за несколько недель до его смерти, все обращен был на слова: „Слава в вышних Богу, и на земле мир, и в человецех благоволение“» (Плетнев П. А. Из переписки с Я. К. Гротом // Пушкин в воспоминаниях современников. 3‑е изд., доп. СПб.: Академический проект, 1998. С. 291–292).

Ср. финал «загробного» стихотворения Пушкина: «И у престола Высшей силы / За вас, друзья мои, молю».

Здесь и далее цитаты по изданию: Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: [В 16 т.] (М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937–1949), с указанием номеров тома и страниц.

Ср. реакцию отца Марии Волконской Н. Н. Раевского, пославшего эти стихи дочери в Сибирь: «…посылаю тебе подпись надгробную сыну твоему, сделанную Пушкиным; он подобного ничего не сделал в свой век». Стихи Пушкина были вырезаны на надгробии ребенка (см. подробнее: Удимова Н. И. Стихотворение Пушкина памяти сына С. Г. Волконского // Литературное наследство. Т. 60. Кн. 1. М., 1956. С. 405–410).

Впервые эта эпитафия была опубликована в седьмом томе анненковского собрания сочинений Пушкина (1855), то есть после появления стихотворения «Входя в небесные селенья…» (согласно легенде, проверить которую пока не представляется возможным). Но это не меняет сути дела, так как к 1859 году (публикация в «Русском инвалиде») совпадение мотивов «посмертных» стихов Пушкина с мотивами «Эпитафии младенцу» могло казаться «спиритствующим» почитателям поэта аргументом в пользу аутентичности сообщения его тени. Вообще, с точки зрения интересующего нас мифа не столь уж важно, кто написал это стихотворение на самом деле; гораздо важнее определить, почему это стихотворение могло восприниматься как пушкинское.

Н. И. Удимова, отмечая политический подтекст стихотворения (мольба за осужденного царем декабриста С. Волконского), подчеркивает, что свои чувства автор облекает в «традиционные фразеологические формы христианских эпитафий» (с. 406).

Подробнее см.: Томашевский Б. В. Пушкин. Т. 2. М., 1961. С. 496–497; ср. также рассуждения Гершензона о принципиальной двойственности пушкинского ответа на вопрос о загробном бытии: Гершензон М. Статьи о Пушкине. Л., 1926. С. 71–76.

Заметим, что настоящий фрагмент был, что называется, на слуху у публики. Его цитирует Я. И. Грот в речи на торжествах 1880 года, сопровождая следующим симптоматичным для нашей темы комментарием: «Такое настроение сопровождалось в душе Пушкина наклонностью к суеверию» (Венок на памятник Пушкину. С. 240–241).

В творчестве Пушкина, как известно, тема являющейся тени гения-поэта представлена очень широко (тени Назона, Гомера, Данте, Шенье, Байрона; в пародийном варианте – Баркова, Фонвизина).

Был известен и пародийный вариант разработки этой темы, когда современникам являлась тень великого комического писателя, «чтобы утвердить дух истинной поэзии», – например, тень Мольера в одноименной французской сатире (см.: Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа». СПб.: Наука, 1997. С. 120).

Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры. С. 133.

Ср. посмертную «дельвигиану», включающую не только стихотворные и прозаические обращения к «тени поэта», но и рассказ о «действительном» явлении его тени близким. О пушкинском варианте мифа о тени Дельвига писал Б. М. Гаспаров: «Смерть Дельвига – превращение его в „тень“ – добавила к его облику последний компонент, позволивший воплотить взаимоотношения двух друзей в многозначительном образе мистической „встречи“» (Гаспаров Б. М. Поэтический язык Пушкина. С. 225).

Интересно, что впервые Пушкин был уподоблен тени еще в самом начале поэтического поприща: «Он мучает меня, как привидение», – писал тогда В. А. Жуковский (Русский архив. 1896. № 10. С. 208).

С. Сэндлер затрагивает этот вопрос в главе The Making of Museum Culture своей книги Commemorating Pushkin.

Анненков П. В. Материалы для биографии А. С. Пушкина. СПб., 1855. С. 132.

Речь идет о многочисленных портретных и скульптурных изображениях Пушкина 1850–1870‑х годов, проектах памятника поэту, печатавшихся и обсуждавшихся в журналах и газетах (ср., например, показательные названия публикаций: «Фотографический портрет Пушкина», «Теневой портрет Пушкина (для вырезывания и отражения на стене)», «Открытие памятника Пушкину. Момент снятия покрова»).

Московская изобразительная пушкиниана. М.: Изобразительное искусство, 1991. С. 32.

Либрович С. Ф. Пушкин в портретах: История изображений поэта в живописи, гравюре и скульптуре. СПб., 1890. С. 88.

Цит. по: Русские поэты о Пушкине: Сб. стихотворений / Сост. В. Каллаш. М., 1899. С. 126.

Русский вестник. 1880. Т. 147, ч. 2. С. 935. Ср. семиотическое сопоставление «тени» и «памятника» в поэтическом мифе Пушкина: Senderovich S. On Pushkin’s Mythology. P. 107–112.

Русский вестник. 1880. Т. 147, ч. 2. С. 161. Ср. семиотическое сопоставление «тени» и «памятника» в поэтическом мифе Пушкина: Senderovich S. On Pushkin’s Mythology. P. 107–112.

Jakobson R. Puškin and His Sculptural Myth. The Hague: Mouton, 1975.

Русские поэты о Пушкине: Сб. стихотворений / Сост. В. Каллаш. С. 329–330. Ср. канонизацию этого сюжета в «Юбилейном» Маяковского (1930).

Берков П. Н. Из материалов пушкинского юбилея 1899 г. // Пушкин: Временник пушкинской комиссии. Т. 3. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937.

Заметим, что в это же время была высказана мысль о соединении фонограмм с записями стихов поэта с кинематографом. Если бы эта идея была реализована, «Пушкин» бы, к радостному удивлению многих, заговорил. О ранней кинопушкиниане см.: Барыкин Е. М., Семерчук В. Ф., Сковородникова С. В., Дерябин А. С. Пушкинский кинословарь. М.: Госфильмофонд России, 1999.

Знаменательно примечание Суворина, процитировавшего этот фрагмент в своей книге о подделке «Русалки»: «заседания Русского Литературного Общества были негласными и члены его обязывались не печатать ничего о заседаниях. Г. Знакомый нарушил это правило». Здесь актуализируется мотив нарушения тайны – в прямом соответствии с готическим характером всей истории.

Из многочисленных работ, посвященных пушкинскому мифу на разных стадиях его развития, выделим исследования американских ученых: Levitt M. Russian Literary Politics and the Pushkin Celebration of 1880 (1989); Horowitz B. The Myth of A. S. Pushkin in Russia’s Silver Age: M. O. Gershenzon, Pushkinist (1996); Debreczeni P. Social Functions of Literature: Alexander Pushkin and Russian Culture (1997); Paperno I. Nietzscheanism and the Return of Pushkin in Twentieth-century Russian Culture (1899–1937); Brooks J. Greetings, Pushkin!: Stalinist Cultural Politics and the Russian National Bard (2016).

Лазарев В. Я., Туганова О. Э. Трансформация образа Пушкина в тайниках современного массового сознания // Пушкин и современная культура. М.: Наука, 1996.

Рассказ Саши Черного «Пушкин в Париже» в свое время привлек внимание Юрия Левинга, увидевшего в нем «отчетливый источник происхождения» «эпизода с фантомным возвращением» Пушкина из набоковского «Дара» (Левинг Ю. Владимир Набоков и Саша Черный // Литературное обозрение. 2001. № 1 (277). С. 53).

Алданов М. Очерки. М.: Новости, 1995. С. 30–37.

Денисенко С. В. Посмертная маска Пушкина: (Заметки по материалам русской эмигрантской печати 1937 года) // Пушкин и другие. Н. Новгород, 1997. С. 148.

К Пушкину обращались, разумеется, и противники большевиков, о чем свидетельствуют иронические строки из популярной песенки о «цыпленке жареном»: «А на бульваре / Гуляют баре, / Глядят на Пушкина в очки: / – Скажи нам, Саша, / Ты – гордость наша, / Когда ж уйдут большевики? / – А вы не мекайте, / Не кукарекайте, – / Пропел им Пушкин тут стишки, – / Когда верблюд и рак / Станцуют краковяк, / Тогда уйдут большевики» (цит. по: Неклюдов С. Ю. «Цыпленок жареный, цыпленок пареный…» // https://www.ruthenia.ru/folklore/neckludov19.htm). Исследователь современного фольклора С. Б. Адоньева указывает на особую функцию Пушкина в массовой культуре: поэт выступает в роли оракула, к которому постоянно обращаются с вопросами о будущем (гадания по его сочинениям, вызов его души на спиритических сеансах): Адоньева С. Б. Категория ненастоящего времени: Антропологические очерки. СПб.: Петербургское востоковедение, 2001. С. 66–69. О вызове Пушкина на крестьянских спиритических сеансах в начале 1930‑х годов см.: Панченко А. А. Спиритизм и русская литература: из истории социальной терапии // Труды Отделения историко-филологических наук РАН. М.: РАН, 2005. С. 540–541.

Антокольский П. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1. М.: Худож. лит., 1971. С. 540.

Новый мир. № 1. 1937. На эти строки указал мне когда-то Наум Коржавин, процитировав их по памяти.

Литературная газета. 1999. 2 июня. С. 22.

Там же.

Хомяков В. Интервью на главную тему: Пушкин, Гоголь и Достоевский поддержали спецоперацию // Царьград. 2022. 20 июля. https://tsargrad.tv/articles/intervju-na-glavnuju-temu-pushkin-gogol-i-dostoevskij-podderzhali-specoperaciju_588154.

Гаспаров Б. Поэтический язык Пушкина. С. 17.

Впервые напечатано в: Временник Пушкинской комиссии: Сборник научных трудов. Вып. 33 / Отв. ред. А. Ю. Балакин. СПб.: Росток, 2019. С. 161–172.

Гинзбург Л. Человек за письменным столом. М.: Сов. писатель, 1989. С. 17.

Белинский В. Г. <Россия до Петра Великого> // Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. М.: Худож. лит., 1976–1982. Т. 4. С. 540.

Вацуро В. Э. «Великий меланхолик» в «Путешествии из Москвы в Петербург» // Временник Пушкинской комиссии. 1974. Л.: Наука, 1977. С. 43–63.

В этой связи «вековой» спор пушкинистов о «великом меланхолике» представляется нам глубоко симптоматичным. В принципе, на эту роль можно было бы предложить не только уже известных нам кандидатов, но и едва ли не всех авторов пушкинского круга. Меланхоликами называли себя и считались П. А. Плетнев, М. П. Погодин, В. А. Жуковский, Е. А. Баратынский, кн. В. Ф. Одоевский (первое «Петербургское письмо» Одоевского, написанное в 1835 году, начиналось с шуточного сравнения «мачехи» Москвы с Петербургом и содержало ироническое замечание по поводу меланхолических расставаний с родным городом). Разумеется, можно легко найти историко-литературные и текстологические аргументы, «отводящие» названные кандидатуры, но проблема все равно остается: едва ли не все сотрудники пушкинского журнала имели репутацию меланхоликов, причем многие из этих меланхоликов знали, по собственному (или современников) признанию, «светлые минуты веселости». Самое простое – и самое абстрактное – объяснение этому парадоксу заключается в том, что в период от Эдуарда Юнга до Бенжамена Констана меланхолия считалась главной культурно-психологической характеристикой писателя или художника. При этом меланхоликом можно было быть по-разному. За каждым «оттенком» общемеланхолического мироощущения стояла определенная литературная традиция (юнговская, оссиановская, греевская, байроновская и т. д.). См. нашу классификацию меланхолии и меланхоликов: Виницкий И. Ю. Русская «меланхолическая школа» конца XVIII – начала XIX в. и В. А. Жуковский: Дис. … канд. филол. наук. М., 1995; Vinitsky I. «The Queen of Lofty Thoughts»: The Cult of Melancholy in Russian Sentimentalism // Interpreting Emotions in Russia and Eastern Europe / Ed. by M. Steinberg and V. Sobol. DeKalb: Northern Illinois University Press, 2011. P. 18–43; Vinitsky I. Vasily Zhukovsky’s Romanticism and the Emotional History of Russia. Evanston, 2015. P. 8–11.

Рационалистические корни жанра психологического портрета рассматриваются Л. Гинзбург («способы рационалистического моделирования человека»), см.: Гинзбург Л. О психологической прозе. Л.: Худож. лит., 1977. С. 161. О французских истоках психологизма Пушкина см.: Вольперт Л. Пушкин в роли Пушкина: Творческая игра по мотивам французской литературы: Пушкин и Стендаль. М., 1998. С. 19–32. Попытку литературно-генетического исследования психологического автопортрета Жуковского мы предприняли в статье: Виницкий И. Ю. Радость и печаль в жизни и в поэзии Жуковского // Известия РАН. Сер. лит. и яз. 1996. Т. 55. № 5. С. 31–47.

Литературная маска «веселящегося меланхолика» (смеющегося Демокрита, которому восходящая к античности традиция приписывала написание книги о меланхолии) играла в «театре эмоций» XVIII века значительную роль. «Мне хочется, чтоб вы были веселы, и чтоб вы сами со мною посмеялись сей Ипохондрии, – говорил один „славный итальянский ученый“, чье письмо об ипохондрической болезни вышло в „Ежемесячных сочинениях, к пользе и увеселению служащих“ (1755 год). – Чего ради примите на себя веселый вид, прогоните от себя меланхолию, и продолжайте ко мне свое доброжелательство». Веселые парадоксы, шутки и каламбуры, призванные рассмешить страдающего меланхолией адресата, выражали естественное стремление разумного человека избавиться с помощью смеха от неприятной и «безрассудной» тоски. Ср. в этой связи названия популярных журналов и сборников конца XVIII века: «Дело от безделья, или приятная забава, раждающая улыбку на челе угрюмых…», «Прохладные часы, или аптека врачующая от уныния, состоящая из медикаментов старины и новизны», «Меланхолические вечера, или Собрание веселых и нравоучительных повестей», «Смеющийся Демокрит, или Поле честных увеселений с поруганием меланхолии». Подробнее об эволюции темы меланхолии в XVIII см. нашу диссертацию «Русская „меланхолическая школа“ конца XVIII – начала XIX веков и В. А. Жуковский» (М.: МПГУ, 1995).

Vinitsky I. «The Queen of Lofty Thoughts». The Cult of Melancholy in Russian Sentimentalism. P. 18–43.

Мы не затрагиваем здесь вопроса о романтической иронии и юморе, занимающего важное место в немецкой романтической эстетике (Новалис; Жан Поль).

«Finding him invariably thus lively when we were together, I often rallied him on the gloomy tone of his poetry, as assumed; but his constant answer was <…> that, though thus merry and full of laughter with those he liked, he was, at heart, one of the most melancholy wretches in existence» (Moore Th. Letters and Journals of Lord Byron: With Notices of His Life: In 2 vols. New York, 1830. Vol. 1. P. 71; курсив мой. – И. В.). О сочетании веселья и тоски в жизни и творчестве Байрона писали, разумеется, многие авторы, но именно биография Мура представила эти разрозненные свидетельства как общую психологическую проблему байроновского характера. Ср. более раннее упоминание Вальтера Скотта о «парадоксе» Байрона, цитируемое в биографии, написанной Джорджем Клинтоном: «преходящее выражение меланхолии, затуманивавшее общую веселость» Байрона (Clinton G. Memoirs of the life and writings of lord Byron. London, 1825. P. 324; см. также: The Works of Lord Byron. London, 1832. Vol. 8. P. 137).

Letters and Journals of Lord Byron: Complete in One Volume. Francfort o. M., 1830. P. 154.

В воспоминания о Байроне графиня включила главы, посвященные веселости и меланхолии своего бывшего возлюбленного: «Sa misanthrope et sa sociabilité», «Sa gaieté», «Sa mélancholie» (см.: Guiccioli T. Lord Byron: Jugé par les témoins de sa vie. Paris, 1868. T. 2. P. 257–300, 399–540).

«Мур был настолько озадачен (психологической) двойственностью своего друга, – пишет современный исследователь, – что даже усомнился в искренности его поэзии» (Lansdown R. The Cambridge Introduction to Byron. Cambridge, 2012. P. 50).

«Вспышки радости, веселости, негодования или сатирической неприязни, которые часто оживляли выражение лица лорда Байрона, могли быть неправильно истолкованы за вечерним разговором человеком, с ним не знакомым, как его обычное выражение <…>, но те, кто знали его хорошо и имели возможность наблюдать его черты на протяжении долгого времени и в разных обстоятельствах <…> согласятся с нами, что их истинным языком был язык меланхолии, иногда прерывавший даже самые веселые и самые счастливые моменты» (цит. по: Clinton G. Memoirs of the life and writings of lord Byron. P. 324). О политических и медицинских коннотациях сочетания веселья и меланхолии в психологическом сценарии Байрона см.: Hopps G. «Una Certa Sprezzatura»: Byron’s Aristocratic Levity // Byron’s Temperament: Essays in Body and Mind / Ed. by B. Beatty, J. Shears. Newcastle Upon Tyne, 2016. P. 30–50; Shears J. Byron’s Hypochondria // Ibid. P. 100–117.

Moore Th. Letters and Journals. P. 466.

См.: Burton R. The Anatomy of Melancholy: What it Is, with All the Kinds, Causes, Symptoms, etc. London, 1963. P. 269. Страдающие меланхолией «даже в самом пике своего отчаяния <…> могут иногда быть дурашливы, но это веселье преходяще и прекращается в одно мгновение» (Bergen E. The Psychiatry of Robert Burton. New York, 1972. P. 51).

Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина: В 22 т. Кн. 3. С. 312.

Пушкин в письмах П. А. Вяземского к жене (1830–1838): [Отрывки из писем] / Публ., предисл. и коммент. В. Нечаевой // Лит. наследство. Т. 16–18. М., 1934. С. 806.

Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 3. СПб., 1899. С. 285. Отсюда возникает возможность «романтического» переосмысления деятельности «Арзамаса» как своего рода веселого «пира во время меланхолии» Жуковского, вызванной любовной драмой поэта.

Долинин А. А. Пушкин и Англия: цикл статей. М, 2007. С. 34–35, 213–215.

Gasparov B. Pushkin and Romanticism // The Pushkin Handbook / Ed. by D. Bethea. Madison, WI, 2005. P. 537–567.

См.: Зорин А. Л. Появление героя: Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века. М., 2016. С. 36.

Приведем слова Байрона о сочетании веселья и меланхолии в его характере во французском переводе, который читал Пушкин: «La mélancolie de son caractère n’avait pas échappé à sa femme d’après son propre témoignage. „Quelques personnes, dit-il, dans ses Pensées détachées, se sont souvent étonnées de la tristesse qui règne dans mes écrits; d’autres m’ont vu avec surprise me livrer parfois à une extrême gaîté. Je me rappelle qu’un jour après plusieurs heures d’une conversation animée et peut-être brillante, que j’avais soutenue en société comme ma femme me parlait de cette disposition d’esprit, je lui dis: «Et cependant, Bell, on m’appelle mélancolique vous avez pu voir que c’est une calomnie?» – «Non, Byron, me répondit elle; ce n’en est pas une, au fond du cœur vous êtes le plus mélancolique des hommes, et au moment même où vous paraissez le plus gai?»“» (Memoires de Lord Byron, publies par T. Moore, traduits de l’Anglais par Mme L. S. Belloc. Paris, 1830. T. 2. P. 308; перевод: «Это наблюдение восходит к словам самого Байрона: „Люди немало удивлялись меланхолии, которая звучит в моей поэзии. Другие дивятся моей веселости в жизни; помню, что однажды, когда я был в обществе искренне весел и даже блистал, и это было замечено моей женой, я сказал ей: «Вот видишь, Белл, а ведь меня так часто зовут Меланхоликом – и часто совершенно напрасно». Но она ответила: «Нет, <Байрон>, это не так: в душе вы самый глубокий меланхолик и часто именно тогда, когда наружно всего более веселитесь»“». – Байрон Дж. Г. Дневники и письма. М., 1963. С. 265).

Вацуро приводит следующие слова из письма П. Л. Яковлева, датируемого 21 марта 1827 года: «Пушкин скучает! Так он мне сам сказал <…> Впрочем, он все тот же, так же жив, скор и по-прежнему в одну минуту переходит от веселости и смеха к задумчивости и размышлению» (Вацуро В. Э. «Великий меланхолик» в «Путешествии из Москвы в Петербург». С. 48). Книга Мура к тому времени еще не вышла, но подобные эмпирические наблюдения с выходом этой книги получили байроновскую «санкцию». Разумеется, я не хочу сказать, что «реальный» Пушкин не испытывал перепадов настроения. Суть дела здесь заключается в интерпретации собственного характера, опирающейся на авторитетный прецедент.

Смирнов Н. М. Из «Памятных записок» // А. С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1974. Т. 2. С. 243. Ср. также относящиеся к 1830‑м годам воспоминания А. П. Керн: «…после обеда на него иногда находила хандра. Однажды в таком мрачном расположении духа он стоял в гостиной у камина, заложив назад руки… Подошел к нему Илличевский и сказал:

Это развеселило Пушкина, и он сделался очень любезен» (Керн (Маркова-Виноградская) А. П. Воспоминания. Дневники. Переписка. М., 1974. С. 56). Обратим внимание на то, что Илличевский пародирует здесь едва ли не самое «байроновское» из пушкинских стихотворений – причем делает это, я бы сказал, по-байроновски (веселость и грусть).

Павлищев Л. Из семейной хроники. Воспоминания о А. С. Пушкине. М., 1890. С. 155.

А. С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1974. Т. 2. С. 286; курсив мой. – И. В.

То мрачные, то веселые, но никогда не скучные или унылые (англ.).

А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 2. С. 268–287.

См.: Вацуро В. Э. «Великий меланхолик» в «Путешествии из Москвы в Петербург». С. 62–63.

Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. Т. 4. С. 540.

Сочетание этих двух крайностей современники находили и у самого Белинского. Ср. в воспоминаниях Анненкова: «Со всем тем, сквозь тогдашнюю веселость Белинского пробивалась все та же неотстранимая черта грусти» (Анненков П. В. Литературные воспоминания. Л., 1928. С. 191–192).

Об истории концепта «тоска», феминизированного в сентиментальной традиции, см.: Dickinson S. Alexandra Xvostova, Nikolaj Karamzin and the Gendering of Toska // Melancholic Identities, Toska and Reflective Nostalgia: Case Studies from Russian and Russian-Jewish Culture / Ed. by S. Dickinson, L. Salmon. Firenze, 2015. Споры о меланхолии в русской критике 1830–1840‑х годов рассматриваются в книге: Виницкий И. Ю. Утехи меланхолии. М., 1997. C. 157–163.

Мережковский Д. С. Вечные спутники. М., 2007. С. 343.

Вересаев В. В. В двух планах: (О творчестве Пушкина) // Красная новь. 1929. № 2. С. 221.

Соловьев В. С. Стихотворения и шуточные пьесы / Вступ. ст., сост. и примеч. З. Г. Минц. Л., 1974. С. 68. («Библиотека поэта». Большая серия).

Впервые в: Новое литературное обозрение 2018. № 6 (154). С. 192–199.

Эгль. Шутки и остроты А. С. Пушкина. СПб.: Типография Рудометова, 1899. С. 3.

Хармс Д. Собр. соч.: В 3 т. Т. 2. СПб.: Азбука, 2000. С. 334.

См.: https://arzamas.academy/mag/522-pushkin.

Козман М. С. Шутки и остроты А. С. Пушкина: полное собрание анекдотов, острот, шуток, экспромтов и эпиграмм. М.: Сов. писатель, 1937; Благой Д. Смех Пушкина // Благой Д. От Кантемира до наших дней: В 2 т. Т. 1. М.: Худож. лит., 1972); Nabokov V. Eugene Onegin: A Novel in Verse. Vol. 2. Commentary and Index. Princeton: Princeton University Press, 1990; Гиллельсон М. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л.: Наука, 1974; Лотман Ю. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: комментарий. Л.: Просвещение, 1980; Вацуро В. Э. Пушкинская шутка: Из комментариев к стихотворениям Пушкина // Вацуро В. Э. Записки комментатора. СПб.: Академический проект, 2000; Добрицын А. Вечный жанр: западноевропейские истоки русской эпиграммы XVIII – начала XIX века. Bern: Peter Lang, 2008; Проскурин О. Чужие остроты. (Из заметок о культуре острословия в эпоху Пушкина и Гоголя). Беззубая собака // Замечательное шестидесятилетие: Ко дню рождения Андрея Немзера: В 3 т. Т. 1. М., 2017 – и многие другие.

Проскурин О. Христос между двумя разбойниками: Историческая судьба одной остроты // Острова любви БорФеда: Сб. к 90-летию Бориса Федоровича Егорова. СПб.: Росток, 2016. С. 745–753. Далее ссылки на эту статью даются в основном тексте с указанием страницы.

В сборнике «Шутки и остроты Пушкина» (СПб., 1899) эта острота приводится на с. 23.

Verberckmoes J. Laughter, Jestbooks and Society in the Spanish Netherlands (Early Modern History: Society and Culture). New York: St. Martin’s, 1999. P. 145.

Baughman E. W. Type and Motif-Index of the Folktales of England and North America. The Hague: Mouton & Co., 1966. P. 400.

Kaplan S. L. Good Bread Is Back: A Contemporary History of French Bread, the Way It Is Made, and the People Who Make It / Tran. by C. Porter. Durham, N. H.: Duke University Press, 2006. P. 214.

Camus J.‑P. Esprit de Saint François de Sales, év’eque et prince de Genève. Blaise, 1821. P. 260. «Один испанский паломник, не слишком обремененный немногими деньгами, пришел на постоялый двор, где с ним плохо обошлись и запросили так много за ту малость, которую он получил, что он призвал небеса и землю в свидетели о причиненной ему несправедливости. Но он был вынужден безропотно подчиниться, поскольку был слабее. В гневе покинул он гостиницу, как любой, кого обокрали. Этот постоялый двор стоял на перекрестке дорог <и, увидев, что> напротив стоит другой постоялый двор, а между ними воздвигнут крест, он воспользовался этим, чтобы успокоить свой гнев, и воскликнул: „Воистину, это вторая Голгофа, где водрузили святой крест между двумя разбойниками“, подразумевая хозяев двух гостиниц. Хозяин гостиницы напротив, в которой он не поселился, увидев его на пороге, дабы пощадить его расстроенные чувства, холодно спросил его, какую обиду он нанес ему, что тот величает его таким образом. Паломник, который умел не только держать в руках посох, резко ответил ему: „Замолчите, ни слова, брат мой, будьте столь добры; словно говоря ему: По сторонам Креста Господа нашего было два разбойника – один добрый, а другой злой, для меня Вы – добрый, поскольку не причинили мне зла, но как вы пожелаете, чтобы я назвал вашего компаньона, который ободрал меня как липку?“» (пер. М. Таймановой).

См. например, списки шуток в The London and Paris Observer: Or Chronicle of Literature, Science. Vol. 4. 1828. P. 787; Leigh Hunt’s London Journal. Vol. 41. 1834. P. 35; Hood E. P. The World of Anecdote, Moral and Religious: A Collection of Illustrations and Incidents of Christian Life, Preachers and Preaching, Noble Women, Etc., Etc. Philadelphia: J. B. Lippincott & Co, 1880. P. 258. Аналогия активно использовалась также в политическом контексте: сравнение парламентских фракций вигов и тори как «двух разбойников, между которыми распята Конституция» (The Examiner. № 382. 1819. Feb. 21. P. 121).

Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному // Фрейд З. Художник и фантазирование. М.: Республика, 1995. С. 51.

Действительно, эта острота относится к числу опасных политических шуток. В июле 1944 года Народный суд Третьего рейха приговорил католического священника и критика режима Йозефа Мюллера к повешению за шутку, подрывающую веру нации в своих лидеров: умирающий солдат желает увидеть перед кончиной тех, за которых он отдал свою жизнь; медсестры ставят фотографию Гитлера с одной стороны от него и фотографию Геринга с другой; «теперь, – говорит солдат, – я могу умереть, как Христос между двумя разбойниками» (LeBor A., Boyes R. Surviving Hitler: Choices, Corruption and Compromise in the Third Reich. London: Simon & Schuster, 2000. P. 35. В других вариантах солдат просит принести фотографии Гитлера и Геббельса.

Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному. С. 71.

Надо сказать, что сам Добролюбов относился к остроумию Пушкина весьма скептически, рассматривая последнее как дань времени и кругу, в котором рос и формировался поэт: «Все это способствовало тому, чтобы развить в восприимчивой натуре Пушкина веселость, любезность, остроумие и вместе с тем сообщить ему то беспечное легкомыслие, ту небрежную поверхностность, которая старается обходить серьезные теоретические вопросы жизни» (Добролюбов Н. А. Собр. соч.: В 3 т. Т. 1. М.: Гослитиздат, 1950. С. 99).

В другой заметке О. А. Проскурин рассматривает схожий случай «свободного и творческого использования „чужого слова“ для нужд литературной борьбы» (Проскурин О. Чужие остроты. (Из заметок о культуре острословия в эпоху Пушкина и Гоголя). Беззубая собака. С. 272).

Nabokov V. Eugene Onegin: A Novel in Verse. Vol. 2. Commentary and Index. P. 310.

Nabokov V. Strong Opinions. New York: Vintage Books, 1990. P. 184. «Тот драматург и тот эссеист почитаются сейчас с таким религиозным рвением, что в триптихе, о котором вы говорите, я бы чувствовал себя разбойником между двумя Христами. Впрочем, довольно веселым разбойником» (Интервью швейцарскому радио от 8 сентября 1971 года). Благодарю А. А. Долинина за любезное указание на это интервью.

Переработанная и дополненная версия статьи «Дракул руссул: Об одной апокрифической остроте А. С. Пушкина» (Троицкий вариант. 2021. 15 июня. № 331).

Научная литература об остротах и каламбурах огромна. Помимо классической работы З. Фрейда, о которой пойдет речь далее, укажем на несколько исследований, посвященных специфике функционирования «галльского остроумия»: Redfern W. French Laughter: Literary Humour from Diderot to Tournier. Oxford: Oxford University Press, 2008; Cazeneuve J. Du Calembour au mot d’esprit. Monaco: Editions du Rocher, 1996; Redfern W. Calembours, ou les puns et les autres: traduit de l’intraduisible. Oxford; New York: Peter Lang, 2005.

Записки А. О. Смирновой: из записных книжек 1826–1845 гг. СПб., 1894. С. 81. Имеется в виду князь К. А. Ливен (брат «Жан-Жака»), бывший с 1828 по 1833 год министром народного просвещения. Анекдот об авторстве великого князя см: Landau M. J. Bild und Leben, eine Unterhaltungs-Lectüre. B. 4. Prag, 1847. S. 250.

Peterson A. Le passage populaire des noms de personne à l’état de noms communs dans les langues romanes et particulièrement en français: étude de sémantique. Uppsala, 1929. P. 67.

Macdonald F. Jean Jacques Rousseau: A New Criticism. Vol. 2. London, 1906. P. 381.

Maugras G. La fin d’une société: le duc de Lauzun et la cour intime de Louis XV. Paris, 1893. P. 182.

Поэты начала XIX века. Л.: Сов. писатель, 1961. С. 153.

В начале XIX века «для московской толкучки» было напечатано «Житие женевскаго мещанина Ивана Яковлевича Руссо» (Ставрин С. [Шашков С. С.]. Жизнь и деятельность Ж. Ж. Руссо. (Статья вторая) // Дело. 1875. № 10). «Иваном-Яковом» называл Руссо Н. М. Карамзин («Воздушные шары», 1802). «Иваном Яковлевичем» звали философа Владимир Измайлов и Николай Тургенев. Д. И. Свербеев в «Записках» вспоминал о том, как посетил место, «где некогда под крылышком madame de Varens вылелеян был нежными и страстными ея попечениями в ранней юности Иван Яковлевич Руссо» (Свербеев Д. И. Записки, 1799–1826. Т. 2. М., 1899. С. 294). «По идеям мизософ, а по ремеслу философ, – писал П. П. Каменский, – Иван Яковлевич Руссо, изволил проповедывать за одно с целым строем материялистов, его собратий по идеям и верованиям, что то-то и прелесть, когда человек пойдет на четвериньках» (Каменский П. П. Искатель сильных ощущений. Ч. 1. СПб.: В тип. А. Смирдина, 1839. С. 197–198). Архаическая или шуточная русификация имени Руссо, восходящая к карамзинскому «Вестнику Европы», обыгрывается Козьмой Прутковым в «историческом» анекдоте «Излишне сдержанное слово», где рассказывается о том, как «аббат де Сугерий» попросил «Ивана-Якова де Руссо» подождать, пока он справит малую нужду, и искусный в своем деле философ прождал аббата целые три дня, «а напоследок, сказывают, и вовсе от голода на указанном месте умре» (Прутков К. Полн. собр. соч. с портретом, facsimile и биографическими сведениями. М.; Л.: Госиздат, 1927. С. 126). Были в России и «настоящие» Иваны Яковлевичи Руссо, среди которых числился даже кавалер ордена Св. Владимира 4‑й степени. В художественной литературе сами имя и отчество «Иван Яковлевич» могли обыгрываться как отсылка к Жан-Жаку (здесь, кстати, интересен комический пример гоголевского цирюльника из повести «Нос», фамилия которого была утрачена и которого повествователь называет большим циником, а жена считает полным болваном; не примыкает ли это имя к пародийному ряду «литературных» имен Гоголя, вроде жестянщика Шиллера и сапожника Гофмана из «Невского проспекта»?).

Из воспоминаний И. П. Липранди о Пушкине. Цявловский М. А. Из Пушкинианы П. И. Бартенева. Кн. 1. М., 1936. С. 556.

Сатанаева А. Несостоявшаяся дуэль с Руссо. Цит. по: https://proza.ru/ 2013/02/13/1856.

По остроумному предположению одного голландского ученого, пушкинская характеристика Руссо «красноречивый сумасброд» в «Евгении Онегине» намекает на каламбурное написание имени философа – roux sot (Reve K. van het. Goed en schoon in de Sovjetcritiek, 1954. P. 9).

Садиков П. А. И. П. Липранди в Бессарабии 1820‑х годов: (По новым материалам) // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. [Вып.] 6. С. 266–295. Ср. емкую характеристику, данную Липранди С. Я. Гессеном: «Заслуженный участник русско-французских войн и затем начальник военной и политической полиции во Франции, бреттер и дуэлист, деятельный член кишиневской ячейки тайного общества и близкий друг Пушкина, военный историк и библиофил, впоследствии стяжавший позорную славу как один из первых русских политических провокаторов, предатель петрашевцев и вдохновитель гонения раскольников – таковы основные черты биографии Ив. Петр. Липранди (1790–1880)» (Гессен С. Я. Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников. Л., 1937. С. 587–588). Тенденциозным изображением бессарабских писателей в воспоминаниях Липранди возмущался литературовед Г. Ф. Богач, указавший на ряд «несуразностей» и «инсинуаций», вызванных предрассудками мемуариста: «Изысканного провокатора, шпиона и предателя <…> следует тщательно проверять даже в мелочах, тем более потому, что уже на протяжении почти полного столетия его „Заметки“ используются как ценнейшие и достовернейшие материалы для освещения кишиневского периода жизни и творчества Пушкина» (Богач Г. Ф. Пушкин и молдавский фольклор. Кишинев, 1967. С. 242). Вопрос о том, был ли Липранди агентом сыска в кишиневский период, является дискуссионным, но мы склоняемся к положительному ответу на этот вопрос, аргументированному Б. А. Трубецким в книге «Пушкин в Молдавии» (Кишинев, 1963. С. 67–68).

Францева Е. А. С. Пушкин в Бессарабии (Из семейных преданий) // Русское обозрение. 1897. Т. 43. № 1–3. В справочной литературе указывается (на основе слов самой мемуаристки), что Елизавета Францева была дочерью Д. А. Кириенко-Волошинова, служившего и дружившего с Пушкиным в Кишиневе в канцелярии генерала Инзова (по словам мемуаристки, единственного, кроме Пушкина, русского по национальности чиновника этой канцелярии). Францева пишет, что у ее отца сохранилось много рукописных пушкинских стихотворений, доставшихся после его смерти ее брату, который тоже умер (эти стихотворения затерялись, но она их воспроизводит по памяти). Она также указывает, что Пушкин был близок с ее молдавской родней по материнской линии. К сожалению, никаких сведений о Елизавете Францевой (написавшей, по собственному признанию, мемуары в продолжение «Записок» Смирновой-Россет в «Северном вестнике») нам не удалось найти (в эту же эпоху были напечатаны мемуары ее однофамилицы М. Д. Францевой [Францовой], дочери сибирского прокурора), как не удалось обнаружить и Д. А. Кириенко-Волошинова в числе чиновников инзовской канцелярии в 1820–1823 годы. В «Адрес-календаре» за 1833 год в списке членов Попечительного комитета колонистов юга России под председательством И. Н. Инзова значится журналист канцелярии Дмитрий Логинович Кириенко-Волошин. Возможно (если Е. Д. Францева вообще реальное лицо, а не чья-то остроумная мистификация), что именно этот чиновник и поведал дочери какие-то слышанные им от Инзова в начале 1830‑х годов рассказы. Вообще, мемуары Францевой, считающиеся пушкинистами несомненной фальсификацией и «наивной» беллетризацией молдавских приключений поэта «в стиле знаменитого в свое время лубочного романа „Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего мужа, или битва русских с кабардинцами“» (Из русских изданий // Книжки недели 1897. Апрель. С. 276), сыграли важную роль в биографической легенде Максимилиана Александровича Волошина (Кириенко-Волошина), называвшего в числе своих предков в «Автобиографии» упоминавшегося Францевой «кишиневского молодого человека» Кириенко-Волошинова, «который водил Пушкина в цыганский табор». Склонный к мистификациям поэт признавал, что «ничего не имел против того», чтобы этот пушкинский товарищ был его предком (Волошин М. А. Собр. соч.: В 13 т. Т. 8. Кн. 2. М.: Эллис Лак, 2003. С. 257).

Францева Е. Д. А. С. Пушкин в Бессарабии. (Из семейных преданий). С. 22–23.

Там же. О молдавских вкраплениях в этой эпиграмме см. Киселев Н. К. Такая жизнь: Воспоминания, размышления, поэзия, научные статьи. Кн. 2. Волынь, 2006. С. 239.

Молдавский пушкинист В. Кушниренко утверждает, что в основе этой легенды о спасенной цыганке лежит реальная ссора Пушкина с Дино Руссо в имении последнего Паулешты, произошедшая «из‑за цыганки (или цыгана), которую жестоко избивал помещик»: местные жители до сих пор помнят об этой «драме в доме Дину Руссо» и «передают эту историю из века в век как легенду». В пересказе Кушниренко Пушкин после экзекуции якобы сказал Дино: «Эх, Руссо, я полагал, ты одумался. А ты как был извергом, так им и остался», но молдавский помещик «не прислушался к словам поэта, ненавидевшего рабство, презиравшего тех, кто унижал человеческое достоинство, пострадавшего за это от русского царя», не уступил гостю, развернулся и ушел, так что Пушкин вскоре покинул его живописную усадьбу (Кушниренко В. К поэту в Пэулешты // Русское поле. № 1 (22). 2019. С. 41, 49–51).

Пушкин в воспоминаниях современников. СПб., 1998. Т. 1. С. 261 (воспоминания В. П. Горчакова).

Ср. шуточный «автопортрет» Пушкина в раннем французском стихотворении Mon Portrait (1814?): «Ma taille à celles des plus longs / Ne peut être égalée; / J’ai le teint frais, les cheveux blonds / Et la tête bouclée» («Мой рост с ростом самых долговязых / Не может равняться; / У меня свежий цвет лица, русые волосы / И кудрявая голова»). – Пушкин А. С. Стихотворения лицейских лет: 1813–1817. СПб.: Наука, 1994. С. 74.

Сведения о Янку Русу см. в: Haneş P. V. Ştiri despre Alecu Russo // Prietenii istoriei literare. I. București, 1931 (указано, что он вел какие-то дела с Австрией, был в Карлсбаде, но не говорил по-французски; в 1826 году получил орден Св. Анны 3‑й степени); Ciocanu V. Familia Russo in Besarabia (338–343) // Revista de istorie și teorie literară. a. Anul XLII (42). № 1. 1994. P. 138. Ciocanu полагает, что Липранди вообще перепутал своего Руссо с каким-то однофамильцем. Он также указывает, что Дино был младше Янко на год. Доступные нам генеалогии этого семейства весьма запутанны и противоречивы. Фамилия Русу была весьма распространенной. Среди ее носителей в интересующий нас период был, в частности, профессор Ioan Rusu (1811–1843), преподававший в Lyceum Episcopale Balasfalvense и написавший книгу по географии Icoana pământului sau Carte de Geografie (I–III, Blaj, 1842–1843). Но во время пребывания Пушкина в Кишиневе ему было 9–12 лет.

«Mîngîie-te, frate, căci toţi cei ce poartă numele de Russo sînt destinaţi a fi persecutaţi; omonimul meu Joan Jacques au pătimit mult în vieaţa lui! Ce asemănare măgulitoare pentru mine!» (Russo A. Scieri. Bucuresti. 1908. S. 199). Любопытно, что с Жан-Жаком сравнивал себя еще один национальный писатель – украинский классик Иван Яковлевич Франко (1856–1916): «Во время одной из наших бесед он шутливо сказал мне, что называет себя Жан-Жак Руссо. – Почему? – спросил я его. – А как же – Жан-Жак в переводе означает Иван Яковлевич» (Иван Франко в воспоминаниях современников. М.: Худож. лит., 1966. С. 117).

European Romanticism: A Reader / Ed. by S. Prickett. London: Bloomsbury Academic, 2010. P. 729; Călinescu G. Istoria literaturii române. București: Minerva, 1982. P. 194.

Из Пушкинианы Бартенева. С. 555.

Исследователь русско-молдавских культурных связей Г. Ф. Богач обращает внимание на следующие рассуждения Липранди в воспоминаниях 1866 года: «Не с большим тридцать лет тому назад как молдо-валахи, начав сближаться с Западом, стали производить себя от римлян и переделывать как изображения букв, так и носившиеся с незапамятных времен названия славянские и начали писать ныне вместо остров – инзула, вместо любовник – амурезу, гора – монтина и т. п., но к народу это туго прививается и он сохраняет прежние названия» (Богач Г. Ф. Пушкин и молдавский фольклор. С. 171). В сноске к этому замечанию Липранди сообщает, что мог бы многое сказать на эту тему и что несколько лет назад он подготовил к печати статьи под заглавием «Об усилии Молдо-Валахов произвести себя от Римлян», которые оставил ненапечатанными (Русский архив 1866. Т. 4. С. 1428). Эти статьи он вскоре опубликовал под общим названием «Восточный вопрос и Болгария» (М., 1868), где резко раскритиковал теорию происхождения румын от римлян. Липранди считал (и приписывал эту точку зрения Пушкину), что молдавский язык имеет славянское происхождение (испорченный до комизма славянский).

Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников. C. 265.

Попутно заметим, что современники склонны были объяснять неистовые проказы Пушкина в Кишиневе не только его задиристым характером, юношеским неприятием формальностей и ограничений или повышенным чувством чести, но и свойственными романтику странностями, напоминавшими чуть ли не одержимость: «Было еще несколько странностей, быть может, неизбежных спутников гениальной молодости. Он носил ногти длиннее ногтей китайских ученых. Пробуждаясь от сна, он сидел голый в постеле и стрелял из пистолета в стену» (А. Ф. Вельтман) (Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников. С. 176). Одна из предполагаемых пушкинских пуль, выпущенных в эту стену, выставлена в краеведческом музее гор. Вадул-луй-Водэ (Щебень В. И. Тайна Инзова, или Пуля Пушкина [в печати]).

Кудрявцев П. А. А. С. Пушкин. С. 46. Забавно (и по-своему символично), что в статье И. Н. Халиппы «Город Кишинев времен жизни в нем Александра Сергеевича Пушкина» эти стихи цитируются по тексту «Воспоминаний о Пушкине»… А. О. Смирновой-Волошиновой (Труды Бессарабской губернской ученой архивной коммиссии. Кишинев, 1899. С. 161). Получился (скорее всего, бессознательно) хороший каламбур, обозначающий коллективный образ не заслуживающего доверия мемуариста.

Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному. С. 29.

Там же. С. 29–30.

Hill C. D. Hill. The Soul of Wit: Freud’s Joke Book as the Analysis of a Social Psyche (diss). Standord, 1991. P. 137.

Ibid. P. 137.

Ibid.

Friedrich Theodor Vischer, Kuno Fischer, Jean-Paul Richter, Heinrich Heine, Theodor Lipps.

Hill C. D. The Soul of Wit. P. 137. Ближайшие по времени использования этой остроты мы находим в восходящей к переписке Фонтене статье Ch. Denis «Jacques de Choiseul, comte de Stainville, Marechal de France (1727–1789)», опубликованной в Bulletin de la Société philomatique vosgienne в 1902 году (p. 67), и в американском сборнике шуток Facts and Fancies for the Curious from the Harvest-fields of Literature 1905 года.

Дальнейшая судьба этой остроты в западной словесной культуре почти исключительно связана с использованием ее в книге Фрейда. Автор одной из работ об именах и анаграммах Sylvere Lotringer обратил внимание на то, что имя Rousseau является почти полной анаграммой имени другого знаменитого женевца, Фердинанде де Соссюра (Saussure), и остроумно заметил, что оно «is dissected in the order of the signifier and is recathected for purposes of discharge in order to qualify one of the parents of the Geneva recluse as roux (redheaded) and sot (stupid)» (French Prose and Criticism, 1790 to World War II / Ed. by H. Bloom. New York: Chelsea House publishers, 1990. P. 294). О роли Руссо в научном сознании Фрейда см.: Wacjman C. Jean-Jacques Rousseau et Freud: quand la peau des fesses est une question de traduction // Psychologie Clinique. 2011. Vol. 2. № 32. P. 164–167.

Вигель Ф. Ф. Записки. Ч. 6. М., 1892. С. 15.

Левинтон Г. А. Заметки о «Пушкине» // И время и место: Историко-филологический сб. к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата. М.: Новое издательство, 2008. С. 523–528.

Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 3 т. и 6 ч. / Под ред. В. Я. Брюсова. Т. 1. М., 1919. С. 339. На эту эпиграмму обратил внимание Г. А. Левинтон в своем исследовании пушкинских мотивов в творчестве Ю. Н. Тынянова (Заметки о «Пушкине». С. 526–527). См. также: Горький М. О Пушкине. М.: Изд-во АН СССР, 1937. С. 18.

Забавный point к приведенным ранее в дневниковой записи словам Михаила Павловича о причине плешивости его родни: «На морозе сало леденело, и волоса лезли».

Впервые: Pushkin Review. 2020–2021. Vol. 22–23. P. 69–110. Благодарю И. Булкину, А. Добрицына, А. Глазкова, Н. Гурьянову и Н. Охотина за ценные консультации.

Playboy Ribald Classic. Chicago: Playboy Press, 1966. P. VII.

Nabokov V. Selected Letters 1940–1977. San Diego; New York; London: Harcourt, Brace Jovanovich, 1989. P. 387.

Wachtel M. Translation, Imitation, Adaptation, or Mutilation? Robert Lowell’s Versions of Boris Pasternak’s Poetry // Новое о Пастернаках: Материалы Пастернаковской конференции 2015 года в Стэнфорде / Ред. Л. Флейшман. М.: Азбуковник, 2017. C. 592–655.

Виницкий И. Французские связи Клеопатры. Мнимые переводы как историко-культурная проблема // Пушкинские чтения в Тарту. Т. 6. Вып. 1. Tartu, 2019. С. 147.

Здесь мы используем термин «апроприация» в словарном значении этого слова («культурный захват, усвоение, присвоение»), не связывая его (по крайней мере напрямую) с современной теорией культурной апроприации.

Chesterton G. K. The Collected Works. Vol. 12. San Francisco: Ignatius Press, 1986. P. 84.

О боксерской теме у Пушкина см. Лукашев М. Н. «Пушкин учил меня боксировать…» // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 24. СПб.: Наука, 1991. С. 83–96.

Пушкин А. С. Гавриилиада: Поэма / Ред., примеч. и коммент. Б. В. Томашевского. Труды Пушкинского Дома. Пб., 1922. С. 18–19. Далее ссылки на текст поэмы даются по этому изданию. Здесь и далее курсив в цитатах этого фрагмента «Гавриилиады» и ее переводов наш. – И. В.

Сторонники этой версии считают необходимым рассматривать этот прием в пластической динамике «реального» поединка. Так, лингвист А. В. Гл-в в письме к нам приводит следующее рассуждение: «Ты сам попробуй схватить кого-то за загривок. Удобно опустить голову себе между ног. А вот тут человеку удобнее всего действовать зубами. Руки надо поднимать. Сам попробуй, как это неудобно. Я мыслю не как пушкинист, а как следователь». Иначе реконструирует «прием Гавриила» в письме к нам исследователь русско-французских литературных связей А. Ф. Ст-в: «Как я понимаю, дьявол стоял за спиной архангела и, схватив за волосы, наклонял его голову вниз к земле. Время антично, одежд не носили. Единственный выход – протянуть руку назад и схватить черта за яйца. Зубами – только если архангел стоит лицом к черту (и тогда кусает за член)».

Pushkin A. Gabriel: A Poem in One Song / Trans. by M. Eastman. Illustrated by R. Kent. New York: Covici-Friede Publishers, 1929. P. 25.

Pushkin A. The Godyssey / Trans. by A. D. P. Briggs // Russian Literature Triquarterly. 1972. № 3. P. 28.

Pushkin A. Collected Narrative and Lyrical Poetry / Trans. in the Prosodic Forms of the Original by W. Arndt. Ann Arbor: Ardis, 1984. P. 235.

Pushkin A. Three Comic Poems: Gavriiliada. Count Nulin. The Little House in Kolomna / Trans. and ed. by W. E. Harkins. Ann Arbor: Ardis, 1972. P. 34.

Pushkin A. The Bronze Horseman: Selected Poems / Trans. and introduced by D. M. Thomas. New York: Viking Press, 1982. P. 106.

Pushkin A. Gavriliada / Done into English ottava rima by P. Cochran. https:/petercochran.files.wordpress.com/2010/05/aagavriliada.pdf.

Pouchkine A. La Gabriélide / Trad. de Y. Sidersky. Cinq gravures d’É. Viralt. Paris: Trianon, 1928. P. 34.

Pouchkine A. Œuvres poétiques, t. 1 / La trad. de V. Tchimichkian. Lausanne: L’ Âge d’homme, 1981. P. 418.

La Gabriéliade / Trad. J.‑L. Backès. http:/jean-louis.backes.pagesperso-orange.fr/gabrieliade.html.

Puškin A. Poemi e Liriche / Versioni, introduzioni e note di T. Landolfi. Torino: Adelphi, 1960. P. 164.

Puškin Aleksandr Sergeevič. Opere / Trad. E. Bazzarelli, G. Spendel. Milano: Mondadori, 1990. Цит. по: Cattani A. Nomi sacri in contesti profani: «La Gabrieliade» di A. S. Puškin // Name and Naming: Proceedings of the Fourth International Conference on Onomastics «Name and Naming»: Sacred and Profane in Onomastics. Baia Mare, September 5–7, 2017 / Ed. by O. Felecan. Cluj-Napoca: Mega; Argonaut, 2017. P. 1167–1168, http://onomasticafelecan.ro/iconn4/proceedings/5_3_Cattani_Alessandra_ICONN_4.pdf.

Пушкін О. С. Твори: В 4 т. Т. 2: Поеми, казки. Київ: Державне видавництво художньої літератури УРСР, 1952. С. 125.

Puschkin A. Gabrieliade / Übersetzt und nachgedichtet von J. M. Mayer. http:/josefmariamayer.blogspot.com/2014/11/puschkins-gabrieliade.html.

Ср. в словаре Даля: «впиваться взором, зубами, когтями, всасываться, запускать, впускать вглубь» (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Ч. I. М., 1863. С. 225). О том, что для действия, называемого этим глаголом, вовсе необязательны губы или зубы, говорит и пример из скабрезной «Первой ночи брака», приписывавшейся Пушкину: «Сорочка смокнула на ней / И в тело бархатное впилась» (цит. по: Васильев Н. Л. О Пушкине: язык классика, поэтика романа «Евгений Онегин», писатель и его современники. Саранск, 2013. С. 358).

Фонвизин Д. И. Драматургия, поэзия, проза. М.: Правда, 1989. С. 105.

Нарежный В. Т. Избр. соч.: В 2 т. Т. 1: Российский Жилблаз. М.: ГИХЛ, 1957. С. 581.

Жуковский В. А. Полн. собр. соч. и писем. Т. 5. М.: ЯСК, 2010. С. 253.

Сомов О. М. Были и небылицы. М.: Сов. Россия, 1984. С. 157.

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: [В 16 т.]. Т. 17 (доп.): Рукою Пушкина: Выписки и записи разного содержания. Официальные документы. Изд. 2‑е, перераб. М.: Воскресенье, 1997. С. 70.

Розов В. А. Пушкин и Гёте. Киев: Тип. имп. Ун-та св. Владимира, 1908. С. 101. Этот источник называет, без указание на Розова, и Томашевский: «И Гавриил и Рейнеке побеждают одинаковым способом» (Пушкин, «Гавриилиада», с. 63). В свою очередь, Г. А. Левинтон отмечает, что подобный сюжет встречается и в других версиях романа о Лисе (см.: Левинтон Г. А. Статьи о поэзии русского авангарда // Slavica Helsingiensia 51. Helsinki, 2017. С. 142.

«<…> Indessen hatte der Lose / Zwischen die Schenkel des Gegners die andre Tatze geschoben; / Bei den empfindlichsten Teilen ergriff er denselben und ruckte» (Goethe J. W. von. Werke. Bd. 11. Wien, 1817. S. 336–337).

Лурье C. «Гавриилиада» Пушкина и апокрифические евангелия (К вопросу об источниках «Гавриилиады») // Пушкин в мировой литературе: Сб. ст. Л.: Гос. изд-во, 1926. C. 9 (курсив наш. – И. В.).

Там же. С. 10 (курсив наш. – И. В.).

Ганаланян А. Т., Армянские предания. Ереван: Изд-во АН Армянской ССР, 1979. С. 250. Присутствует мотив членовредительства в результате поединка с ангелом и в прекрасно известном Пушкину библейском сюжете об Иакове-Израиле (у Пушкина «два раза Байрон пытался бороться с великаном романтической поэзии [Гёте. – И. В.] – и остался хром, как Иаков» [XI: 163]).

Под именем Баркова: Эротическая поэзия XVIII – начала XX в. / Изд. подгот. Н. Сапов. М.: Ладомир, 1994. С. 324. Игорь Смирнов в сцене сражения Гавриила с Сатаной видит выражение характерного для неподцензурной поэзии мотива наказания кастрацией за половой акт (см.: Смирнов И. П. Психодиахронологика: психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. М.: Новое литературное обозрение, 1994. С. 27). В свою очередь, выскажем осторожное предположение, что одним из «ненасильственных» источников генитальной сцены в «Гавриилиаде» Пушкина могла послужить строфа из известной ему гривуазной поэмы кн. Д. П. Горчакова «Соловей» (перевод сказки Лафонтена на сюжет известной новеллы Боккаччо): «В руках своих она держала, / И не стесняясь тем нимало, / Ту вещь, какая у мужчин / Для важных спрятана причин. / Ту вещь (ах, как бы перед вами / Назвать достойными словами / Ту вещь, что Катей взята в плен). / Вещь эта – есть тот самый член, / Который пособил Адаму / Из девы Евы сделать даму» (Мартынов И. Ф. У истоков русской фривольной поэзии: «Декамерон» Дж. Боккаччо в России XVIII века // Ricerche slavistiche. № 29/31. 1982/1984. C. 171 (курсив наш. – И. В.).

Например, в статьях и фельетонах 1990‑х годов, посвященных борьбе «задиристого» Гавриила Харитоновича Попова с Моссоветом. См.: Цыба Т. Несостоявшийся мэр. Гавриилиада века // Столица. 1993. № 1–8. С. 94; Соколов М. Поэтические воззрения россиян на историю. Т. 2: Дневники. М.: SPSL; Русская панорама, 1999. С. 35. Но и в этих шутках нет конкретизации, каким именно образом Попов одолевает Моссовет.

Пушкин. Гавриилиада. С. 34. Единственным известным нам исключением в научной литературе о «Гавриилиаде» является странная гипотеза Сергея Исаева, подразумевающего, что Гавриил укусил черта, ибо эта сцена оказалась «протосюжетом» завершающего абзаца из записи № 3 сказки о Балде, сделанной Пушкиным со слов Арины Родионовны в Михайловском в 1824 году: «На третью [ночь Балда] делает куколку на пружинах, у которой рот открывается – Что такое балда? – Пить хочет – всунь ему стручок-то свой, свою дудочку в рот – бесенок пойман и высечен и проч.» (XVII: 366). См.: Исаев С. Эротическое и духовное в поэтической системе раннего А. Пушкина: «Гавриилиада» // Слово.ру: Балтийский акцент. 2011. Вып. 2. № 3/4. С. 138. Если руководствоваться такой логикой, то вначале Пушкин должен был читать «Гавриилиаду» няне.

Примером непристойной реинтерпретации пушкинской шутки является замечание П. А. Вяземского о стихах из 27‑й строфы третьей главы «Евгения Онегина» «Я знаю: дам хотят заставить / Читать по-русски. Право, страх! / Могу ли их себе представить / С „Благонамеренным“ в руках»: «[мой сосед] полагает, что ты суешь в руки дамские то, что у нас между ног» (XIV: 23). Пушкин немедленно подхватил шутку: «…нынешнее состояние моего Благонамеренного, о коем можно сказать, что было сказано о его печатном тезке: ей-ей намеренье благое, да исполнение плохое» (XIV: 26). Вообще, заслуживает исследовательского внимания бытование в и так уже неподцензурной литературе прочтений разной степени похабности.

«The Gabriliad, – ribald classic by Alexander Pushkin», «based on a translation by Walter Arndt» (Р. 141–146, 318). Как впоследствии вспоминал Арндт, «[t]he editors of Playboy for the Christmas issue of 1975 made sweeping excisions and changes» в написанный им в 1974 году перевод (Pushkin. Collected Narrative and Lyrical Poetry. P. 224).

«They must have plots (fragmentary incidents are out). The ribaldry must be romantically or sexually oriented (gastrointestinal ribaldry is almost invariably crude and juvenile, and is often an offense to good taste, provoking embarrassed laughter – if one laughs at all). They must have humor or irony. <…> They must be short (luck is with us here; few ribald tales are long). Finally, they must be briskly readable, and here’s where we come in. Almost all the great classics of ribald literature are either unavailable in English, available in stilted, lack-luster translations, or available in translations made a long time ago, which are so replete with verbosity and syntactical complexity, and so full of archaic words, as to weary the most eager reader. <…> It is a deliberately choosy selection of the most piquant, enjoyable ribald tales of many lands and epochs, retold for happy contemporary reading but with due regard for their antiquarian atmosphere <…>. One purpose animated the selection of each and all, however: your unalloyed reading pleasure» (Playboy Ribald Classics, V–VII). Эротические и фривольные произведения писателей-классиков, печатавшиеся в журнале, выходили потом в составе отдельных антологий Playboy.

Miles M. L. Index to Playboy. Belles-Lettres, Articles and Humor, December 1953 – December 1969. Metuchen, N. J.: The Scarecrow Press, Inc., 1970. P. 128.

Академическое издание поэмы, подготовленное Томашевским, сопровождалось скромными виньетками В. Конашевича в комментарии.

Последний также воспользовался иконописным образом архангела Гавриила для своей иллюстрации 1988 года. Едва ли он был знаком с иллюстрациями в Playboy.

Playboy Magazine 21. 1974. № 12. P. 141. Все цитаты из сокращенного перевода Арндта даются по этой публикации. Автор выражает признательность журналу Playboy Enterprises International, Inc. за любезно предоставленное разрешение на публикацию трех иллюстраций Кинуко Крафт.

Об апроприации Пушкиным соответствующих эротических описаний во французской либертинской поэзии XVIII века см.: Добрицын А. А. «Гавриилиада» и французская либертинская поэзия // Russian Literature 69. 2011. № II/III/IV. P. 184–185.

О западной моде на произведения русского иконописного искусства, пародируемой Крафт, см. в написанной в том же 1974 году песне Владимира Высоцкого «Случай на таможне»: «Общупали заморского барыгу, / Который подозрительно притих, – / И сразу же нашли в кармане фигу, / А в фиге – вместо косточки – триптих» (Высоцкий В. С. Собр. соч.: В 5 т. Т. 3. Тула: Тулица, 1997. С. 209).

An Appreciation of Artist Kinuko Y. Craft. https://www.kinukoycraft.com/playboy-article.

Shunga: sex and pleasure in Japanese art / Ed. by T. Clark, C. A. Gerstle, A. Ishigami, A. Yano. London: The British Museum Press, [2013]. В письме ко мне от 28 сентября 2020 года Кинуко Крафт, говоря о японском искусстве сюнга, вспомнила, что « did one painting for Playboy on a porcelain plate with acrylic paint and other image for 1988 Der Spiegel cover about Japan».

В преамбуле к своему переводу «Царя Никиты» в Pushkin Threefold (London: George Allen & Unwin Ltd., 1972) Арндт упоминает «Гавриилиаду», «charmingly rendered into English by Max Eastman and published in a limited edition in 1929» (p. 52). Этот перевод во многом определил судьбу англоязычной «Гавриилиады». Как заметил в письме к нам итальянский исследователь и переводчик русской литературы Дамиано Ребеккини, «первый перевод с оригинала особенно важен, так как часто (особенно до „корпусной лингвистики“, т. е. до появления „Национального корпуса русского языка“, в случае амбивалентности текста переводчики смотрели на предыдущие переводы».

The Gabriliad // Playboy. P. 318 (здесь и далее курсив в источнике). См. анализ «трансформирующего» перевода Арндта в отличном исследовании: Savchynska T. Translation as Re-signification: How Playboy Transformed Alexander Pushkin’s Poem into an Artifact of the Cultural Cold War, Comparative Literature MA Essay (Dartmouth, 2018). Как показывает Савчинска, «Playboy used translation as a medium for recalibrating a nineteenth century Pushkin poem for the Cold War era» (Р. 8). В дополнение к приводимым исследовательницей фактам и наблюдениям укажем на то, что уже первый перевод Арндта, опубликованный в Playboy за десять лет до его «Гавриилиады», по всей видимости, включал понятную американским читателям игривую политическую аллюзию. Я имею в виду перевод сказки Пушкина «Царь Никита и 40 его дочерей» (у Арндта – Czar Nikita and His 40 Daughters). В 1950–1960‑е годы выражение Czar Nikita систематически использовалось в американской прессе как комическая кличка генерального секретаря СССР Никиты Хрущева. Публикация этой эротической сказки в Playboy вышла вскоре после смещения Никиты Сергеевича с советского «престола».

Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 313.

В англоязычной порнографической литературе присутствует сюжетный мотив откушенного мужененавистницами мужского члена (здесь я воздержусь от библиографических ссылок).

Пример такого эротического дофантазирования, сознательно дразнящего воображение читателей журнала, представлен в переводе Арндта в сцене соблазнения Марии Сатаной, включающей графические детали, которых нет в оригинале: «Someone quite new now suddenly appeared – / And where the serpent head had lately reared. / Here, in its place, a man of dazzling looks / Stood at her side. Without preliminaries, / He fixes her with eyes like glittering hooks / And, moving with a forceful courtliness, / One hand presents a flower, the other carries / Confusion to her simple linen dress / As nimble fingers steal beneath the robing / And frolic there with playful stroke and probing / Among her virgin privacies: Caress / That seems improper, strange, but nonetheless / A fascination hard to stop. A sly / Shiver of panic and delight commingled / Ran up and down and up the maiden thigh; / Her breath grew short; delicious tremors tingled / The swelling nipples, seemed to lift them high. / She could not speak. And soon she could not stand; / Upon those radiant eyes there fell a shadow, / So, drooping onto Satan’s chest and hand, / She murmured oh! And tumbled on the meadow» (p. 146). Ср. у Пушкина: «И вдруг змии как будто не бывало – / И новое явленье перед ней: / Мария зрит красавца молодова. / У ног ея, не говоря ни слова, / К ней устремив чудесный блеск очей, / Чего то он красноречиво просит, / Одной рукой цветочек ей подносит, / Другою мнет простое полотно / И крадется под ризы торопливо, / И легкий перст касается игриво / До милых тайн… Все для Марии диво, / Все кажется ей ново, мудрено, – / А между тем румянец не стыдливой / На девственных ланитах заиграл – / И томный жар, и вздох нетерпеливый / Младую грудь Марии подымал. / Она молчит; но вдруг не стало мочи, / Едва дыша, закрыла томны очи, / К лукавому склонив на грудь главу, / Вскричала: ах!.. и пала на траву…» (с. 16).

Miles M. L. Index to Playboy: Belles-lettres, Articles and Humor. P. XV–XVI (курсив наш. – И. В.)

The Gabriliad // Playboy. P. 318.

Там же.

Жуковский В. А. Полн. собр. соч. и писем. Т. 7. М.: Языки славянской культуры, 2011. С. 372–373. Приведенные далее наблюдения позволяют конкретизировать применительно к пушкинской «Гавриилиаде» теорию внутрилитературной и карнавальной функций русской кощунственной поэзии, разработанную В. М. Живовым («Кощунственная поэзия в системе русской культуры XVIII – начала XIX века», 1981).

Указ. изд. Т. 16. М.: Языки славянской культуры, 2020. С. 119.

Остафьевский архив князей Вяземских. Т. I: Переписка князя П. А. Вяземского с А. И. Тургеневым. 1812–1819. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1899. С. 139. По словам друзей (Вяземский, А. И. Тургенев, 1819), Жуковский «слишком уже мистицизмует», «бренчит на распятии» (Там же. С. 305, 232).

В. А. Жуковский в воспоминаниях современников. М.: Наука; Школа «ЯРК», 1999. С. 217.

Остафьевский архив князей Вяземских. Т. I. С. 139.

Эта же тема шуточного дезавуирования канонического нарратива представлена и в «Гавриилиаде»: Сатана не согласует свою версию первородного греха «с рассказом Моисея», а повествователь поэмы – свою историю благовещения с христианской традицией.