Призраки. 19 темных историй - стр. 4

– Да что с тобой? Дружище! – не выдержал сердобольный Франц. – ты понимаешь, что судебное ведомство может уже ведет предварительное дознание. К тебе еще никто не наведывался? Понял. Значит, не наведывался или ты его не пустил.

– Франц, может ты сам с ними будешь разговаривать?

– А ты что думал? Они опрашивают свидетелей, тайно выведывают сведения о репутации обвиняемого, его образе жизни.

– Вот и расскажешь, как я тут часы Сатане продаю…

– Святая Мария! Да Бог с тобой! Что ты несешь! Если судья укрепится в своих подозрениях, следует арест.

– Значит, в тюрьме часы буду делать. Им на здании как раз не хватает.

– Арест повергает любого обвиняемого в настоящий ужас, люди говорят, тюрьмы темны, сыры, холодны и полны нечистот. Будешь спать в углу на соломе, в кандалах, а вокруг будут бегать крысы.

Петер предложил перенести этот разговор, сославшись на работу. Мастер был увлечен своим единственным оставшимся заказом – этими невероятно сложными часами от пришельца с другого города, ведь в них Петер мог воплотить свои давние задумки, а еще мудрость, а еще изобретательность.

Когда еще выдастся случай создавать часы с таким невероятным множеством мельчайших колесиков, и эти часы в любом положении, естественно без гирь, показывают время в течение 168 часов, до следующей заводки.

Эти часы, казалось, обладали собственной жизнью, их механизм издавал тихий, завораживающий шепот, от которого трещины на потолке и стенах становились все больше.

Как не пытался мастер разобрать смысл этого шепота, – ничего не выходило.

Как-то засиделся он ночью до того, что явственно услышал шаги по лестнице, звук был как от сапог с железными набивками. Петер притаился в тени шкафов, но гость не показывался. Петер терпеливо ждал, несмотря на поздний час, и наконец бросился в противоположный угол, где притаился незнакомец. Оттуда выскочила собака с драной шерстью, буквально похожая на гиену. Собака быстро преодолела двенадцать ступеней лестницы и скрылась из виду.

Несмотря на угрозу стать изгоем в родном городке, надо было довести работу до конца.

За год, потраченный на изготовление редкой вещицы заказчик ни разу не объявился, не поинтересовался, как идет работа. А между тем, при взгляде на циферблат, нельзя было оторвать глаз, он отражал не просто время, уходящее вспять, а бесконечность, в какую бы сторону света не направлялась стрелка.

В тишине мастерской, с настойчивым шепотом часового механизма, старый часовщик прошел к окну и сел под ним. Склонив голову, он закрыл глаза. Сколько труда и мучений ему стоило довести все до ума. Сколь раз он вскакивал ночью: делал замеры и проверял работу механизма, как ювелирно подтачивал мельчайшие детали и стирал микрочастицы под лупой. Работа так его утомила, что зрение начало сдавать, в руках появилась дрожь, стало тяжело разгибать спину и шею, и в часы тишины все чаще ему слышался не только стук часов, но и какой-то странный шум, исходящий от стен.

За истекшее время его дом опустел. Внуков и дочь сожрал мокрый кашель. Вши принесли "гнилую горячку" и в когтях лихорадки умерла его жена.

Проклятая зима. Наслала болезни и унесла всех сразу.

Заказчик беду предвидел, когда сказал: «Зимой Вы поймете, что не зря взялись за дело». Он сказал «зимой». И сказал «не зря».