Призрачная любовь - стр. 20
– Кто знает? –тяжело вздохнула Лена. – От добра добра не ищут, а от зла добра не жди.
– Философов ты мой, – покачала головой мать.
– Он пустой, мам, – с горечью выдавила Лена. – Ничего, кроме шума дать не может. И подарки его, такие же, как он сам – пустые и ядовитые. Не нравится он мне.
– Бывают люди и похуже.
– Может, и бывают. Только ко мне они не лезут. И мне до них дела нет.
– Как там у тебя с Серёжей дела? –поменяла тему Марина.
Лена сделала несколько глотков и поморщилась – кофе остыл.
– Убиваем вместе время, которое друг без друга могли бы провести гораздо интереснее и с большей пользой.
– С этим мальчиком тебя никто встречаться не заставляет, – возмутилась мать. – Не хочешь, зачем это делаешь? Зачем парню голову зря морочишь? Он ведь не кукла, чтобы в него играть. Не понимаю я тебя, Лена. Совсем.
–А вдруг я его сегодня прогоню, а завтра пойму, что это была любовь моей жизни? Что я тогда буду делать?
Марина прищурилась:
– Ты сейчас, надеюсь, шутишь? Или серьёзно?
– Сама не пойму.
Марина покачала головой:
– Ты всегда говоришь чепуху. И в кого такая уродилась?
– В енота.
– А я склонна думать, что в дикобраза. Сплошные колючки.
Потянувшись, Лена поднялась из-за стола:
– Спокойной ночи, мам.
Лена чмокнула Марину в щёку на прощание.
– У тебя назавтра экзамен намечается?
– Ну да.
– Всё выучила?
– Все выучить, как известно, невозможно. Всего, подозреваю, сами преподы не знают. Иначе лекции по бумажкам не читали бы.
– Только попробуй сдать экзамен на тройку! – не страшно пригрозила вслед мать.
Нырнув в кровать, Лена прихватила с собой умную книгу. Скорее для профилактики нелепым страхам, чем из ученического рвения. Хотя, что греха таить, вовсе не вредно немного освежить в памяти материал.
С сей благой целью она раскрыла учебник на заложенной закладкой странице:
«Кровь.
Жидкая субстанция организма, состоящая из плазмы, красных и белых телец, гемиглобина, переносящего кислород ко всем клеткам и тканям организма, – гласили строки. – Кровь несет питательные вещества и уносит продукта метаболизма.
Кровь протекает под нашей кожей, разделяясь на два русла…».
Строчки постепенно утрачивали печатную четкость.
Буквы затанцевали, вытягиваясь, принимая изящный, чуть наклонный витиеватый вид:
«Волны качают меня, расступаясь под тяжестью тела. Принимают в огромную колыбель, в ледяные объятия. Меня больше ничто не тревожит, не беспокоит. Я знаю, я чувствую, я ощущаю себя мертвым».
Книжка выскользнула из рук.
Во сне Лена вновь очутилась перед закрытой дверью квартиры, из которой сбежала тремя часами раньше.
В руках она держала кожаную сумку на мягкой подкладке. Ту самую маленькую дамскую сумочку – вместилище огромного количества вещей. Благодаря мягкой подкладке все попытки отыскать что-то в сумочном чреве, обречены на поражение.
Когда Лене всё же удалось ухватить кончиками мокрых, непослушных пальцев ключи, дверь распахнулась сама по себе.
За ней, как и полагалось, лежал коридор, освещенный мерцающим, неровным светом восковых свечей, плавающих прямо в воздухе.
За рифленой поверхностью двустворчатой двери, ведущий в зал, проглядывался человеческий силуэт. Он как-то странно дёргался, будто марионетка, исполняющая танец. То ломался под острым углом, так, что казалось, кости сейчас вылетят из суставов. То плавно кружился на месте.