Призрачная любовь - стр. 20

– Кто знает? –тяжело вздохнула Лена. – От добра добра не ищут, а от зла добра не жди.

– Философов ты мой, – покачала головой мать.

– Он пустой, мам, – с горечью выдавила Лена. – Ничего, кроме шума дать не может. И подарки его, такие же, как он сам – пустые и ядовитые. Не нравится он мне.

– Бывают люди и похуже.

– Может, и бывают. Только ко мне они не лезут. И мне до них дела нет.

– Как там у тебя с Серёжей дела? –поменяла тему Марина.

Лена сделала несколько глотков и поморщилась – кофе остыл.

– Убиваем вместе время, которое друг без друга могли бы провести гораздо интереснее и с большей пользой.

– С этим мальчиком тебя никто встречаться не заставляет, – возмутилась мать. – Не хочешь, зачем это делаешь? Зачем парню голову зря морочишь? Он ведь не кукла, чтобы в него играть. Не понимаю я тебя, Лена. Совсем.

–А вдруг я его сегодня прогоню, а завтра пойму, что это была любовь моей жизни? Что я тогда буду делать?

Марина прищурилась:

– Ты сейчас, надеюсь, шутишь? Или серьёзно?

– Сама не пойму.

Марина покачала головой:

– Ты всегда говоришь чепуху. И в кого такая уродилась?

– В енота.

– А я склонна думать, что в дикобраза. Сплошные колючки.

Потянувшись, Лена поднялась из-за стола:

– Спокойной ночи, мам.

Лена чмокнула Марину в щёку на прощание.

– У тебя назавтра экзамен намечается?

– Ну да.

– Всё выучила?

– Все выучить, как известно, невозможно. Всего, подозреваю, сами преподы не знают. Иначе лекции по бумажкам не читали бы.

– Только попробуй сдать экзамен на тройку! – не страшно пригрозила вслед мать.

Нырнув в кровать, Лена прихватила с собой умную книгу. Скорее для профилактики нелепым страхам, чем из ученического рвения. Хотя, что греха таить, вовсе не вредно немного освежить в памяти материал.

С сей благой целью она раскрыла учебник на заложенной закладкой странице:

«Кровь.

Жидкая субстанция организма, состоящая из плазмы, красных и белых телец, гемиглобина, переносящего кислород ко всем клеткам и тканям организма, – гласили строки. – Кровь несет питательные вещества и уносит продукта метаболизма.

Кровь протекает под нашей кожей, разделяясь на два русла…».

Строчки постепенно утрачивали печатную четкость.

Буквы затанцевали, вытягиваясь, принимая изящный, чуть наклонный витиеватый вид:

«Волны качают меня, расступаясь под тяжестью тела. Принимают в огромную колыбель, в ледяные объятия. Меня больше ничто не тревожит, не беспокоит. Я знаю, я чувствую, я ощущаю себя мертвым».

Книжка выскользнула из рук.

Во сне Лена вновь очутилась перед закрытой дверью квартиры, из которой сбежала тремя часами раньше.

В руках она держала кожаную сумку на мягкой подкладке. Ту самую маленькую дамскую сумочку – вместилище огромного количества вещей. Благодаря мягкой подкладке все попытки отыскать что-то в сумочном чреве, обречены на поражение.

Когда Лене всё же удалось ухватить кончиками мокрых, непослушных пальцев ключи, дверь распахнулась сама по себе.

За ней, как и полагалось, лежал коридор, освещенный мерцающим, неровным светом восковых свечей, плавающих прямо в воздухе.

За рифленой поверхностью двустворчатой двери, ведущий в зал, проглядывался человеческий силуэт. Он как-то странно дёргался, будто марионетка, исполняющая танец. То ломался под острым углом, так, что казалось, кости сейчас вылетят из суставов. То плавно кружился на месте.