Призрачная любовь - стр. 19

Чего она боится? Буки из шифоньера?

Очередная вспышка синего света заставила лену кинуться к двери, на ходу надвигая на ноги босоножки.

Поспешно хлопнув дверью, она опрометью сбежала вниз, старательно избегая смотреть на ту часть лестницы, что убегала на чердак.

Пулей пролетев четыре пролета, Лена с облегчением выбралась из мрачного подъезда на умытый и одновременно исхлестанный дождем двор.

Но тут…

«Выключила ли я воду и колонку? – всплыла мерзкая мыслишка.

Лена не могла вспомнить, как ни старалась.

От мысли, что придется снова подниматься под синие всполохи молнии; снова идти мимо призрачной лестницы на чердак она почувствовала дурноту.

Она сейчас упадет в обморок. Или наплюет на всё, и не станет ничего проверять. Потому что, ну не в силах она войти в проклятую квартиру и пройти её от двери до двери!

За то время, пока её не было, «бука» вполне способен был выбраться на свободу.

Лена стояла и смотрела, как капли выбивают рябь по лужам; как стучат по рыжим, полинявшим стенам дома; как мочалят ветки высоких старых тополей.

Стояла, не в силах двинуться с места.

Конечно, чем иным мог для неё обернуться подарок Олега, как не злым кошмаром?

Когда Лена добралась до дому с неё лило в три ручья.

Марина только ахнула, увидев дочь:

– Ты сошла с ума?

– Точное наблюдение, – шмыгнула носом в ответ Лена.

– Ты что вытворяешь? Почему шатаешься под проливным дождём? Да ещё и без зонтика? Ты же можешь простудиться! – причитала мать.

– Ага. Сумасшедшая и сопатая – вот какая я буду.

– Немедленно в ванную! Потом переоденься в тёплый халат. Я пока приготовлю чай.

– Лучше сделай кофе, – буркнула Лена, чихнув.

Она побрела в ванну. Наверное, она будет очень, очень чистой – долгая ванна, холодный душ, горячий душ. Останется ли на ней кожа?

Горячий кофе бодрил.

В стенах родного дома страхи отступали и казались чистым ребячеством.

– Почему ты не осталась ночевать там? – спросила мать.

– Я у себя-то дома никогда одна не ночевала.

Марина улыбнулась:

– Испугалась?

Рядом с матерью мир снова стал безопасным.

– Мам, -спросила Лен, – а ты Олега ещё любишь?

Марина вздохнула:

– Не знаю. Помню, когда-то любила. Очень сильно. После нашего с ним разрыва сильно переживала, просто извелась вся. Как же я тогда ненавидела их обоих: и отца твоего, и его полюбовницу. Ненависть эта, понятное дело, была оборотной стороной любви. Спрятавшись за неё, я всё ждала, когда же Олег, наконец, одумается и вернётся.

Голос матери звучал обыденно. Руки мелькали над столом, готовя бутерброды с колбасой и с сыром, разливая кипяток по чашкам.

– А потом поняла: он не одумается. Никогда. И не вернётся.

Марина поставила чайник обратно на плиту, и села напротив дочери.

–Вот тогда-то я и перестала его ненавидеть. Просто стала жить дальше. Если бы моя жизнь сложилась по-другому, встретила бы я подходящего человека, то давно бы, наверное, забыла о твоём отце. Будь у меня хотя бы дело, приносящее доход, позволяющий содержать тебя и себя так, как хотелось бы. Да я бы его тогда на порог не пустила! А так, сравнишь, чего добилась в жизни сама с тем, чего достиг твой беспринципный папаша, и от злости так кого-нибудь и покусала бы.

Олег, он для меня как проигранная партия, понимаешь? Всегда чертенок подзуживает отыграться. Так что пусть ходит. Пусть денежкой с тобой делиться. С паршивой овцы, как говориться, шерсти клок. Вот, он квартиру тебе подарил. Разве плохо?