Призрачная любовь - стр. 15

Впрочем, не хуже, чем сейчас мне.

11 апреля

Подаем друг другу реплики, как плохие актеры. К чему в жизни это нелепое притворство?

Почему так часто приходится лгать? Гораздо проще было бы сказать друг другу правду.

Или мы лжем потому, что незнаем где, на самом деле, начинается реальность и кончается придуманный нами мир?

Существует ли он, объективный мир, не зависящий от нас?

Или на самом деле мир – это всего лишь то, что мы видим? То, как мы его воспринимаем, осмысливаем, осознаём? Он состоит из наших слов, поступков и мыслей. Из наших снов, слёз и улыбок. Из наших привязанностей и антипатий.

Для каждого из нас мир начинается в момент осмысления событий и заканчивается с последним вздохом. И нам не дано, как бы мы не стремились, заглянуть в душу другому человеку. Не дано понять, каким он видит дождь; какую насыщенность имеют в его душе цветовые оттенки.

Не дано, как не стремись!

Не потому ли мы хотим любви?

Чтобы наш образ отразился в другом человеке, оставил на нём след, как оттиск ноги в мягкой глине?

Чтобы этот образ оставался даже тогда, когда нас уже не будет этом мире сплошных иллюзий и миражей?

Наташка, Наташка! Вредный чертенок, как же я по тебе скучаю!

Как мне тебя не хватает!

1 мая

Приходила Лена.

Плакала. Обвиняла во всех грехах. Смотрела, как на мутанта с двумя головами.

Конечно, мутант, это я.

Ну не они же? Такие честные и порядочные?

«Я не могу тебя забыть, не могу разлюбить, не могу простить, – выспренно и витиевато рожала она высокопарную фразу за фразой.

– Да не нуждаюсь я в твоем прощении, – привычно бубнил я в ответ.

У меня не было сил проявлять дурной характер.

Вчера у нас у всех была такая незабываемая ночь.

– Я люблю тебя.

– Твои трудности. Мне на твои чувства, мягко выражаясь на…

Она выглядела такой чистенькой, такой беленькой, такой несчастной.

На мгновение захотелось погладить её по волосам. Сказать, что все будет хорошо. Захотелось взять её на руки поцеловать чистый лоб, кривящиеся в страдании губы.

Очень захотелось.

Мое тело хорошо помнило, какое наслаждение способна дать эта бесстрастная мразь, виртуозно играющая на нервах всех видов.

Оно, бренное и слабое тело, так и норовило предательски к ней потянуться. Хотелось до боли в чреслах окунуться в неё, вжаться, раствориться, как в очередном наркотическом сне.

Но я не стал. По опыту зная – хорошо будет не долго. Потом будет очень плохо. На душе.

Или на том, что от оной осталось.

– Не прогоняй меня, – всхлипнула она, ластясь ко мне. – Разреши остаться.

– Тебе не требуется мое разрешение, чтобы находиться в этом доме, – отмахнулся я. – Это скоро я буду вынужден просить разрешения у тебя.

Я схватил её за руку.

Лена перепугано пискнула. Может, и правда испугалась?

Всё-таки прикосновения к ней меня заводило, и по её взгляду было понятно, что наш падший ангелочек это прекрасно осознает.

– Не рассчитывай на продолжения, Леночка, – зашипел я, хотя знал, что все равно будет так, как она хочет. – Так, кажется, зовет тебя мой отец? «Леночка»?

– Адам, я…

– Сделай одолжение. Испарись!

Отшвырнул я её в сторону, как шкодливого котенка.

– Я не могу уйти, – увещевала она. – Не могу оставить тебя в таком состоянии.

Что мне было нужно ей ответить? И зачем?

Хочет остаться– пусть остается.

Я привлек её к себе. В конце концов, к чему мне теперь-то проявлять принципиальность?