Приют гнева и снов - стр. 35
– Птичка-певунья в золотой клетке…
Отталкиваю миску – есть все равно не хочется – и поднимаюсь. Пол уплывает от меня.
– Что с ней стряслось? – доносится издалека голос Сливы.
– Она как-то странно вела себя за обедом.
Не получается разлепить глаза – веки слишком тяжелые. Слива произносит что-то еще, но я слишком устала, чтобы разобрать ее слова, да и к тому же меня где-то ждут, ведь я теперь наемный работник и не могу просто так сидеть без дела.
– Этот нелепый эксперимент отбросил Мэри на много лет назад, – говорит Уомак.
– Да, доктор. – В голосе Подбородка звучит удовлетворение. Я почти вижу, как сияют ее глаза, а губы растягиваются в довольной ухмылке.
Неважно. Для меня это все пустяки. Нет, это все абсолютно ничего не значит, ведь я где-то в другом месте, на мне нежно-зеленое платье искусной работы, и я должна вычистить камин и разжечь огонь, протереть книги, стереть пыль с полок и отполировать шкафы.
Пробирки запылились, колбы тоже, а еще мензурки, пипетки, котелки, оловянные кастрюльки, и все это я должна отмыть. Ах да, и еще полка с желтыми банками, занавешенными паутиной. Их тоже надо протереть. Мне становится душно, будто это меня заперли в банке с желтой жидкостью, лишив кислорода и свободы. Эти глаза, полные отчаяния глаза. Я отверну их всех к стене. Да-да. Тогда их можно принять за маринованные овощи или за странные растения из дальних стран, пушистые и с хвостиками.
Перед глазами темнота, из соседней палаты доносятся храп и стоны. Лисица кричит где-то вдалеке, ее зов долетает будто из другого мира. Она охотится, рыскает по полю в поисках добычи. Закрыв глаза, пытаюсь представить себя этой лисицей, которой никто не запретит скитаться, идти куда ей вздумается. Я мечтаю, что бегу, перемахиваю через забор и обретаю свободу.