Привратник - стр. 18

Тени над кроватью стали темнее, зашевелились, приподнялись к потолку. Теперь их может увидеть любой.

– Святый Боже, – Ефим напрягся, но, к его чести, удрать не пытается, даже вяло взмахнул в сторону теней уже давно высохшим пестиком. – Что это?

– Читай, – кладу ему руку на плечо и чуть сжимаю, чтобы дьякон почувствовал поддержку.

Многие люди, впервые столкнувшиеся с неизведанным или ужасным, теряются, превращаются в инертную массу не способную на сопротивление. Но есть и такие, как например один мой знакомый «вор в законе», совсем недавно посетивший «третий этаж», кто попадая в стрессовую ситуацию, наоборот, обретает новые силы. Те в ком спрятан стальной стержень. Стоит поместить такого в безвыходную ситуацию и он вдруг превращается из мямли в воина, который скрутит мамонта голыми руками.

– Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится говорит Господу: "прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!", – теперь у священника выходит лучше, даже запинаться перестал.

Золотой огонь над головой Ефима яростно вспыхнул, заставив меня прищуриться. Тени же над кроватью поблекли, постепенно сжимаясь и тая.

– Силён бродяга! – одними губами произнёс я, чтобы не отвлекать дьякона.

Понятно почему архимандрит решил помочь племяннику. Не ради родственных уз, а углядев в парне силу веры, дух жизни и волю победителя.

И совсем не важно, что именно произносит адепт веры – мантры, суры Корана, стихи Псалтыря, да хоть ругань на фене, которую обязательно зарядил бы Бобёр, увидев пляшущую тьму на стене. Главное – сила человеческого духа. Именно она сдвигает горы, иссушает реки и побеждает в схватках, а вовсе не чёрные закорючки на пожелтевшей бумаге.

Воочию наблюдая, как истончаются тени, как произносимые слова заставляют их уменьшаться и тускнеть – Ефим, что называется, расправил крылья. Голос гудит мощью, над головой стоваттный нимб, глаза – два белых фонаря. Я немного отстранился, чувствуя как жжёт кожу сквозь одежду.

Тьма съёжилась, посветлела, скаталсь в комочек и исчезла. По комнате прокатился тяжёлый вздох. Лампочка в прихожей засветила ярче, будто на неё подали более высокое напряжение.

Ого! А племянничек то, круче дяди будет. Тот, помнится, минут тридцать возился, а потом я его ещё час в сознание приводил.

– Ну всё, – ободряюще хлопаю по плечу Ефима, а второй рукой прикрываю глаза от света, что источает парень. – Молодец. Прекращай и можешь вставать. Зло побеждено.

– Пресвятая троице, помилу… А? – парень тоже ощутил произошедшую в комнате перемену, но всё ещё с подозрением приглядывается к кровати. – Точно?

– Ну можешь ещё водичкой тут побрызгать, если осталась.

Ефим глянул на, давно пустую, чашу в руке, разочарованно цокнул и поднялся, облегчённо расправив плечи. Сияние над ним до конца не исчезло, превратившись в мягкие, обволакивающие кожу блёстки.

– Спасибо.

– Да не за что. Основную работу ты сам сделал.

– А вы кто, собственно? – и спрашивает уверенно так, требовательно, будто это не он пару минут назад дрожал как осиновый лист. Только опомнился, в себя пришёл, и сразу права качать. Вот они нравы современного духовенства.

– Неважно, – отмахиваюсь, прячу зеркало и зажигалку в карман пиджака.

– И часто у вас такая «работа»?

– Именно такая? Редко. Стараюсь не возится с мелочами.