Привет, соседка! - стр. 34
— Зачем? — разеваю я рот.
Барс стискивает челюсти, прожигая во мне дыру взглядом.
— А зачем ты бросила Цукермана? Вроде замуж за него собиралась.
— Влюбилась!
— Черт, рили! Ты же ему что-то там про настоящего мужика втирала. И где он? Почему не примчался из жопы тебя вытаскивать?
Глазами пожирая этого обезбашенного здорового кошака, приподнимаюсь на носках и шепчу:
— Кто сказал, что он не примчался?
Заметно подобрев, Барс улыбается глазами, берет мое лицо в свои ладони, подушечками больших пальцев гладит щеки и шепчет в ответ:
— Тогда почему экран Цукерману начистил я, а не он?
Млин… Неужто так трудно сказать: «Я люблю тебя, дурочка моя»? Как он может не понимать, что я не съехала от него после нашего расставания, боясь потерять единственный способ чаще видеть его? Я же живу надеждой на «нас» при любом его прикосновении. Цукермана подцепила, как какую-то заразу, чтобы ему насолить, заставить приревновать. А ему настолько все безразлично, что вынудил меня заиграться и реально поверить, что Лекс — отличный кандидат на роль мужа!
Я так много рассказывала Барсу о своих чувствах, ощущениях, желаниях, фантазиях. У нас не было запретных тем для бесед. Это нас и сблизило: мы невероятно похожи внутренним миром. Но стоило мне заговорить о серьезном шаге, как я обрекла себя на короткие вспышки вот таких трепетных моментов. Когда мы смотрим друг другу в глаза. Когда он касается меня. Когда я слышу биение его сердца. И не дышу, негласно моля о поцелуе.
Грянувшие из-за угла многочисленные шаги эхом отражаются от забора и наполняют тьму улицы угрозой.
— Вон они!
— Линять надо! — Барс хватает меня за руку, и мы чешем к проезжей части, где буквально бросаемся под колеса такси.
— Удача всегда тебе улыбалась, — фыркаю, садясь на заднее сиденье.
— Поехали-поехали! — командует Барс, оглядываясь на догоняющих нас охранников.
— Цукерман все равно знает, где мы живем.
— Тебе спасибо. Постаралась. — Поморщившись, Барс называет напрягшемуся водителю адрес и прикладывает пальцы к скуле.
— Больно? — кажется, мой голос надтреснут тревогой.
Меньше всего я хочу, чтобы Барс пострадал из-за меня. Он хоть и заслуживает наказания, но лучше я его сама — на цепь и плеточкой по… крылышкам.
— Да, заживать будет дольше, чем твой мизинец, — острит, отвернувшись к окну.
На лице играют желваки. Никакой щетиной их не прикроешь. Беснуется из-за меня. Вот-вот от злости лопнет. И кулаком до сих пор хрустит. Костяшки красные. Перстни в засохшей крови, как и светлые джинсы. Заколебаюсь отстирывать. Засранец!
Подсаживаюсь к нему поближе и в порыве чувств кладу ладонь на его руку. Надеюсь, что расслабится, а он просто скидывает ее. Даже не смотрит на меня.
Ну и дуйся дальше, тормоз!
Тоже отворачиваюсь от него и, откинувшись на спинку сиденья, переключаюсь на меняющиеся снаружи огни. Надоело казаться сильной, вечно кому-то что-то доказывать, привлекать к себе внимание и заявлять, что я тоже человек, имеющий право на слабость, на интересы, на любовь. Мое «я» было отвергнуто еще в далеком детстве. Сирота при живых родителях и старшей сестре. Меня никто никогда не понимал, не слушал. Чтобы хоть как-то сосуществовать с этими людьми, мне приходилось притворяться. Изображать пристрастие к чужим вкусам, фальшиво улыбаться, будто это дарило мне душевный комфорт. И с бесконечным трепетом в каждом встречном искать родственную душу — надежную, верную, понимающую. Постепенно я свыклась с кармой неудачницы, все стало безразлично, утратило значимость. Пока в моей жизни не появился Барс.