Притворись, что мы вместе - стр. 8
– Не парься, Ленка. Посмотрим еще, кто будет врач, а кто так, погулять вышел и всю жизнь просидел при кафедре патанатомии. И потом, если не потянем, после третьего курса уже можно медсестрами идти работать. Совсем самостоятельными людьми будем. Кончай, короче. С волками жить – по-волчьи выть.
На том я немного успокоилась, продолжила отчаянно приводить больничные сортиры в надлежащий санитарно-гигиенический вид, а к концу месяца научилась чистить вареные яйца по пятьдесят штук в минуту.
Первые два года института я просуществовала, разделяя свою жизнь на три части: учеба, Вовка и Асрян. Ирка жила через четыре остановки метро от моего дома, что можно было считать счастливым случаем для такого большого города. Мои школьные подружки теперь тоже были студентками, встречались мы все реже и реже, и, остро ощущая недостаток в женском плече, я очень радовалась появлению Асрян в моей жизни.
Все это время Сорокин существовал рядом, прочно и неотступно. Иногда, отвлекаясь от учебы, я начинала думать, что все-таки это ненормально – в девятнадцать лет не иметь ровным счетом никого, кроме Вовки. Время от времени появлялись какие-то новые ухажеры, прицепившиеся в институтском кафе или в метро, и некоторые мне даже нравились, но молчаливый страж четко знал время и географию моих передвижений и практически каждый день встречал меня из института. Всякий раз после очередной попытки пересечься с какой-нибудь личностью я ощущала себя страшно лживой и неверной, особенно когда видела Вовкину машину у ограды института. На том все и заканчивалось. Пацанов в институте оказалось мало, по три-четыре человека в группе, а у нас и вовсе один на двенадцать девчонок. Рыжеголовый Саша через два года проживания в «курятнике» стал хорошо разбираться в колготках, косметике и краске для волос. Хотя все же присутствовали на курсе некоторые личности мужского пола – которые могли по прошествии нескольких лет встать за операционный стол. Уже тогда я чувствовала, как перехватывало дыхание от их пронзительных взглядов. Но нет…
К концу третьего года мучений наконец свершилось. Преподавателем по патофизиологии поставили молодого парня с большим запасом ядовитого юмора. Во время изучения органов пищеварения он достал из-под груды бумаг на столе рентгеновский снимок.
– А ну-ка, барышни, сейчас над вами поиздеваюсь. Что на снимке? Вопрос для пятого курса. Поставлю «зачет» прямо сейчас! Кто хочет стать миллионером?
Все наперебой заорали очевидное: на изображении желудок, наполненный рентгеноконтрастным веществом. Асрян осторожно молчала. Я тупо таращилась на снимок и первые полминуты мысленно жалела нашего Сашку – уже не первый препод игнорировал присутствие в нашем маленьком коллективе единственного, но все же мужчины: «барышни», «девушки» или «милые дамы» являлось постоянным обращением в толпу. Но как только тщетные попытки получить на халяву зачет утихли, я вдруг совершенно четко увидела этот несчастный больной желудок, его неровные, изъеденные чем-то инородным очертания. Его выходное отверстие, различить которое было почти невозможно. Но еще труднее оказалось разглядеть тоненькую неестественную трубочку, как-то совсем некстати торчащую из середины желудка и тоже заполненную контрастом. На мгновение мне померещилось, что картинка ожила и несчастный серо-розовый мешочек стал хаотично двигаться, тщетно сопротивляясь, стараясь избавиться от багровой гадости, чуждой и разъедавшей все на своем пути.